Все пять акров земли виллы были превращены в волшебную страну из фантазий детей бедняков.
Иллюзия Рождества была полной, вплоть до русского изображения Христа-младенца в яслях перед домом самой Кати.
Катя Павлова обладала талантом создавать иллюзии. И знала об этом.
Но самое важное — умело пользовалась своим талантом.
В свои тридцать лет Катя была изумительно красивой блондинкой с зелеными глазами и идеальной фигурой — в самый раз для платья от Шанель с открытыми плечами, которое Катя выбрала для торжественного вечера.
Во времена существования Советского Союза Катя считалась молодым дарованием и училась в Московском институте кинематографии. Однако очень рано, еще в самом начале карьеры, она поняла: актеры и актрисы — пешки. Истинной властью обладает тот, кто стоит за камерой.
Катя решила стать режиссером и с успехом продолжала обучение. Но, к несчастью для ее амбиций, государственное финансирование института прекратилось вместе с распадом советской системы.
Подобно большинству советской номенклатуры, элиты, опирающейся на поддержку государства, Кате пришлось бороться за выживание, когда Советский Союз развалился сам собой.
Выжить было нелегко. За считанные дни Москва превратилась в приграничный торговый город. Все продавалось, все обесценилось, а тем более жизнь. С поражением коммунистической партии власть перешла к тем, кто был достаточно силен и безжалостен, чтобы захватить и удержать ее.
Катя с гордостью взирала на осязаемые результаты своего успеха, помня, сколько людей, окружающих ее, ничего не добились.
И погибли.
Для Кати превращение из кинорежиссера в содержательницу борделя было вполне естественным. Иллюзии оставались иллюзиями. В ее понимании единственным различием были размеры аудитории.
«Некогда я создавала иллюзии, чтобы развлечь миллионы жаждущих зрелищ в общественных кинотеатрах, — с тонкой улыбкой думала красавица. — А теперь я воплощаю в реальность тайные фантазии горстки богатых, облеченных властью грубых мужчин».
Поддержание новых иллюзий обходилось недешево. Неудача могла повлечь за собой не просто голод. Однако Катя предпочитала новую жизнь прежней. Профессиональные проститутки отличались гораздо более трезвым подходом к жизни, чем профессиональные актеры.
Сама Катя никогда не занималась примитивной торговлей своим телом. Ей было ни к чему заглядывать мужчине в глаза, уверяя его в собственной неотразимости, а тем временем сворачивать и засовывать к себе в кошелек полученные от него купюры.
Необходимость лгать не тревожила Катю — в отличие от угрозы потерять власть. Все жалкие остатки уважения, которое мужчина питает к женщине, улетучиваются в тот момент, когда женщина раздвигает перед ним ноги.
Особенно справедливо это было для клиентов «Гармонии».
За свою жизнь Катя твердо усвоила правило: мужчина всегда ценит недоступную женщину гораздо выше доступной. Катя оставалась соблазнительной и неприступной и повелевала клиентами «Гармонии» свысока, не позволяя им даже прикоснуться к ней. Как хозяйка салона во Франции семнадцатого века. Катя обладала тайной и огромной властью.
Впрочем, такая власть сама по себе еще не все, холодно размышляла Катя, пересекая двор и направляясь к павильону. Слишком многое зависит от этого рождественского фарса в октябре.
Едва Катя оказалась возле отделанного мрамором входа, чернокожий лакей в костюме эльфа распахнул двустворчатые двери, впуская хозяйку.
Стена холодного воздуха окатила Катю при входе в павильон. Ставни были наглухо закрыты, внутри царила ночь.
Дворецкий Бостон, глава всей прислуги поместья, встретил Катю широкой белозубой улыбкой.
— Включите кондиционеры на полную мощность, — велела Катя. — Да подбросьте еще поленьев в камин. В комнате должно быть натоплено, как зимой.
Бостон торжественно кивнул.
( Слушаюсь, мэм, — с заметным акцентом отозвался он.
Судя по акценту, дворецкий принадлежал к числу ленивых уроженцев Карибских островов, но распоряжался слугами с деловитостью, непривычной на Арубе. Он вытянулся перед Катей в струнку, как младший офицер на войсковом смотре.
Катя указала на искрящиеся нити «дождя», каскадами свисающие по одной из стен.
— Откуда эта мишура? — спросила она. — Какой народ вешает такие украшения на Рождество?
— Наши гости из Америки, — незамедлительно ответил Бостон. — Я специально выписал ее из Чикаго, Царица.
В общении с Катей Бостон придерживался развязной и немного фамильярной манеры, но никогда не переходил границы дозволенного. Из обширного штата прислуги только он осмеливался называть Катю Царицей в лицо, да и то когда находил ее в приподнятом настроении.
— Допустимы только настоящие украшения, — напомнила ему Катя. — Рождество — самый таинственный из праздников. На нем все должно быть подлинным.
— Так и есть, — заверил ее Бостон. — Я тоже знаю толк в иллюзиях.
— Ну конечно, — нетерпеливо отмахнулась Катя. — Иначе я ни секунды не стала бы терпеть тебя здесь.
Она быстро прошла к камину и оглядела ряд огромных чулок из красной фланели, свешивающихся с края каминной доски вишневого дерева.
— Превосходно, — пробормотала она. Бостон просто кивнул. Ему не хотелось вбивать гвозди в английский антиквариат семнадцатого века, но Катя настояла на этом.
Молодая женщина разглядывала изящную вышивку на отвороте каждого из двенадцати чулок.
— Это имена? — спросила она.
— Да. Правильность написания проверена дважды.
— Сколько хлопот, народов, гордых и вспыльчивых мужчин…
— Этим и славится поместье.
Катя остановилась у чулка, на котором были вышиты не латинские буквы, а замысловатые китайские иероглифы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126