..
Это было письмо, которого я не ожидал, но, вне всякого сомнения,
адресованное мне.
В конверте лежал листок, наскоро вырванный из блокнота. Развернув
его, я прочел:
"Уважаемый мистер О.Романько! Я пыталась дозвониться к Вам по
телефону, номер которого любезно предоставил мне Генри Лоусон, но увы...
Мне крайне необходимо с Вами поговорить о Дж. Крэнстоне. Буду вам очень
признательна, если сегодня, в любое время, начиная от 14:00, Вы позвоните
ко мне в отель "Шератон".
Джейн Префонтейн".
Я взглянул на часы: было пять без двадцати. Через час я должен сидеть
в ложе прессы олимпийского стадиона и наблюдать за финалом стометровки. Не
мог же я пропустить забег с Валерием Борзовым, хотя бы потому, что любил
его не только за его золотые медали, не только за умение распоряжаться
собственными силами. Он импонировал мне выдержкой, воспитанностью,
какой-то особой элегантностью, с которой нес нелегкое чемпионское бремя,
никогда не опускаясь до дешевого панибратства, но в то же время оставаясь
простым и доступным.
Отель "Шератон" - пристанище титулованных особ, представителей
влиятельных фирм - от японского "Кэнона" до американской "IBM",
слетевшихся в Монреаль делать бизнес на олимпиаде, кинодив, призванных
украшать официальные ложи, и прочих вельможных мистеров и мисс - был в
десяти минутах ходьбы от пресс-центра и отличался от новомодного гиганта
из стекла и стали "Холлидейинн", ставшего отелем номер один в столице
Олимпийских игр, викторианской добропорядочностью, почти домашним уютом и
невероятно высокими ценами. Уже одно то, что Джейн Префонтейн
расположилась в "Шератоне", вызвало во мне чувство отчуждения, хотя я ни
разу не видел девушку Крэнстона и уж тем более не слышал о ней ничего
дурного. Но известно: чаще всего не мы управляем чувствами, а они нами, и
не всегда наши чувства - лучший советчик, особенно когда нужно принять
решение.
Не могу объяснить почему, но у меня не возникло желания встречаться с
Джейн. Лишь теперь, задним числом ревизуя свое поведение в те дни, я
пришел к выводу, что причиной тому, конечно же, был не отель "Шератон";
скорее всего я смалодушничал, решив избавить себя от вида женских слез.
Что могла добавить нового к тому, что я уже знал, Джейн Префонтейн, ведь в
тот день она была за многие сотни миль отсюда и ничего не ведала о
последних минутах Джонни.
Приняв решение, я облегченно захлопнул металлическую дверцу бокса под
номером 2804, бросил письмо Джейн в сумку вместе с разноцветными листами
информационных сообщений и направился в большой зал, уставленный пишущими
машинками. Мой столик с русской "Оливетти" был последним в ряду, что
создавало иллюзию относительной отгороженности от остальных журналистов,
выстукивающих на машинках очередные опусы, жующих бутерброды и отчаянно
дымящих всеми табаками мира, беззаботно болтающих или отрешенно взирающих
на экраны цветных телевизоров внутренней олимпийской телесети.
Я тоже сел, открыл машинку, заправил чистый лист бумаги.
Отсюда, с высоты двадцать шестого этажа, Монреаль был похож на
огромный человеческий улей. Взгляд мой остановился на темно-коричневой
громаде "Шератона"...
- Мистера Олеха Романьо приглашают к телефону, - раздался чистый
девичий голос, так чудовищно перевравший мою фамилию, что я не сразу
сообразил, что вызывают меня.
- Пожалуйста, мистер Романьо, - повторила дежурная телефонистка,
когда я подошел к стойке. - Кабина номер шесть. Благодарю вас!
- Спасибо, - пробормотал я, раздосадованный столь ранним звонком из
Киева.
- Алло, Киев! - крикнул я в трубку. - Алло!
- Это мистер Романько?
- Да, да, девушка, - ответил я. - Меня вызывает Киев.
- Мистер Романько, с вами говорит Джейн Префонтейн. Вы слышите меня?
Краска стыда залила мне лицо, я почувствовал себя так, словно меня
окунули в кипяток.
- Добрый день, Джейн... Я собирался позвонить вам позже.
- Вы сейчас очень заняты? Очень заняты? - взволнованно повторила она.
- Я должен быть на стадионе, принципиальный забег на сто метров,
бежит мой приятель, - лепетал я, понимая, что горожу чушь, но не мог
остановиться. - Меня ждет в пресс-центре... Мы должны вместе брать
интервью...
- Извините, - голос Джейн стал холодным.
- Послушайте, Джейн, - сказал я решительно. - Через десять минут
ждите меня в холле отеля, справа от входа, у цветочного киоска.
На ней была светло-желтая в коричневый горошек майка, лимонные джинсы
и деревянные босоножки; она едва доставала до моего плеча. Бронзовое лицо
с выгоревшими бровями, нежный овал, короткие пепельно-серые волосы и серые
большие глаза, которые оценивающе буравили меня насквозь, - такой я увидел
Джейн Префонтейн, когда она без колебаний направилась ко мне, едва я
переступил порог отеля "Шератон".
- Нам нужно где-нибудь присесть, - сказала она вместо приветствия. -
Если вы не возражаете, здесь неподалеку есть французский ресторан, в это
время там немноголюдно.
- Идет.
Мы вышли из отеля, миновали два-три перекрестка и оказались у цели. В
двухэтажном старинном доме располагался ресторан с неожиданным названием:
"Ля тройка".
- Вы знаете, что означает название ресторана? - спросил я.
- Нет, - ответила Джейн и недоуменно пожала плечами: мол, какое это
имеет значение.
Я в нескольких словах объяснил смысл и происхождение названия.
- Никогда бы не подумала, что ресторан имеет какое-то отношение к
русским, - чистосердечно удивилась она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27