Красивому молодому человеку, как вы, нужна красивая молодая девушка для поцелуев… – она хихикнула и сильнее прижалась к нему. – Я прокрадусь в башню и навещу вас сегодня ночью. Слуги будут слишком заняты, чтобы следить за тем, куда я иду.– Спасибо, но я не хочу, чтобы вы приходили ко мне в башню, – коротко ответил Певерил. Он шел по коридору, не сознавая ничего, кроме ослепляющего страха.У нее начались роды, какая ужасная мысль! О Боже! Из этого прекрасного тела, которое он обожал с неменьшим благоговением, чем ее ум и душу, сегодня или завтра появится ребенок Чевиота. Она будет страдать. Молодой человек был довольно несведущ во всех этих вопросах, но обладал воображением. Размышлять об этом было выше его сил. Горя, как в лихорадке, он ускользнул от Одетты и побежал вверх по винтовой лестнице, ведущей в его мастерскую. Бросившись на колени перед открытыми окнами в башне, он стал посылать к звездам, сверкающим над Кедлингтоном, дикую молитву: «Господь на небесах, не дай ей умереть этой ночью».Все окна огромного дома были освещены. С тех пор как акушерка сообщила, что у ее светлости начались роды, Чевиот попеременно испытывал то радость, то мучительные опасения. Радость, поскольку он мог возблагодарить Бога (или дьявола), что долгое ожидание закончилось. Но в то же время его мучили дурные предчувствия. Флер могла умереть во время родов, и ребенок вместе с ней. Или он мог оказаться уродом.Он расхаживал взад и вперед по длинным галереям, коридорам, через большие гостиные, останавливаясь только для того, чтобы потребовать еще вина и выпить его. Он говорил себе, что если Флер не родит ему прелестного сына, то он заставит ее страдать за это. Он утопит обеих акушерок в пруду, в глубине сада. В его голове роились самые дикие злодейские мысли, а мозг еще более распалялся от вина. Потом он начал думать о хорошеньком мальчике, который, может быть, родится сегодня ночью; как он, Дензил, раскается во зле и станет хорошим отцом и самым лучшим мужем. Он даже пожертвует деньги на церковь и приобщится к религии. Превратившись в видного гражданина уважаемого общества, бросит свою любовницу-венгерку и покончит с игрой в кости и с тайными грехами. Он заставит Певерила написать портрет новорожденного.Доктор Босс сказал ему, что пока все идет нормально, но ее светлость очень тонкая и хрупкая, и роды будут трудными. То же подтвердили обе акушерки.Доктор взглянул на его светлость с некоторой неловкостью и спросил:– По обычаю, лорд Чевиот, я должен спросить мужа.Если положение ухудшится и будет стоять выбор между жизнью матери и ребенка, чью жизнь я должен спасать?Не колеблясь Чевиот ответил:– Ребенка. Я всегда могу найти еще одну жену.При этом ответе старый врач отшатнулся. Поклонившись, он вернулся назад к своей пациентке. Сняв плащ и закатав рукава, он ожидал в будуаре, когда акушерки сообщат ему, что роды продолжаются и требуется его помощь.Увидев леди Чевиот в последний раз, он преисполнился невыразимой жалости к ней. Она была бледна, как полотно сорочки, в которую женщины одели ее; блестящие волосы были подобраны под белый чепец. Она безропотно переносила резкие ритмичные боли, следовавшие друг за другом с беспощадной регулярностью. Одна акушерка уговаривала ее тянуть за веревку, привязанную в ногах кровати, вторая смачивала ей виски духами и туалетным уксусом. Флер не издавала ни звука, и это поразило старого Босса, который принимал роды у многих леди в округе, которые не стеснялись кричать. Она с искаженным от боли лицом кусала губы, но продолжала хранить молчание, подавляя стоны.– Почему вы не кричите, моя милая? – мягко спросил ее доктор Босс. – Вам будет легче переносить страдания.Она открыла большие лиловые глаза, в которых мелькнуло дикое выражение от боли; пот струился по ее щекам.– Я не беспокоюсь о том, что его светлость услышит, как я кричу. Боли сильны, но не настолько ужасны, как те муки, от которых страдала моя душа еще совсем недавно.Эти тихие слова, предназначенные только ему одному, заставили старого доктора в ужасе отпрянуть. Он знал, что барон Чевиот был настоящим дьяволом, но старик ничего не мог сделать для леди Чевиот.– Его светлость будет в восхищении, стоит только вам подарить ему сына, – сказал он осторожно.Флер ничего не ответила, беззвучно борясь с родовыми муками. Это было самое начало. Ночь близилась к рассвету, а роды продолжались.Время от времени Чевиот подкрадывался и стучал в дверь комнаты ее светлости, спрашивая о новостях. Когда Флер слышала его голос, она содрогалась и просила женщину, ухаживающую за ней, не впускать его любой ценой.К трем часам ночи Кедлингтон затих, хотя мало кто спал. Ребенок все еще не родился, и доктор Босс беспокоился. Ее светлость была измучена больше, чем кто-либо, ее пульс был очень слабым. Казалось, что ребенок никогда не появится, несмотря на ее мужественные усилия родить его.Теперь будущую мать мучили столь ужасные страдания, что она молила лишь о смерти, умоляя старого доктора дать ей хлороформ.– Я больше не могу терпеть, – произнесла она, задыхаясь.Он покачал головой, держа палец на ее неровном пульсе. У него мелькнула мысль дать ее светлости наркотик, чтобы облегчить боль, но при этом был риск нанести вред младенцу. Барон находился в таком состоянии нервозности и раздражения, что старый доктор боялся за свою собственную жизнь. Он не хотел допустить, чтобы барон буйствовал бы этой ночью, если дела пойдут плохо.Находясь внизу в большом зале, Дензил ходил взад и вперед по комнате, его одежда была в беспорядке, рубашка – в пятнах от вина, а глаза – бешеные и воспаленные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80