Будто признате-
лен, что его не отдали в переплавку.
Я привыкла к Жаку. Терпеть не могу эти усовершенствованные модели -
развязные, болтливые льстецы. То ли дело Жак - в нем какое-то врожденное
достоинство.
- Мадам не возражает против серо-голубого? Сегодня оно вам к лицу -
мадам выглядит посвежевшей.
Знаю, что он не врет. Соглашаюсь даже на голубой - в тол платью - па-
рик, хотя терпеть не могу париков, и Жак ежедневно пытается соорудить из
остатков растительности на моей голове жалкое подобие прически.
- Немного косметики, мадам?
Сегодня она должна прийти...
Жак что-то делает с моими глазами. Щиплет веки.
- Беспокоит? Сейчас пройдет, мадам.
Зеркало. В зеркале я. Полная, респектабельная дама. Пожалуй, выгляжу
ничего, если учесть, что через несколько дней мне исполнится сто двад-
цать семь. Или не исполнится?.. Ведь она должна прийти сегодня. Или не
придет? Передумает?
Что осталось от подлинной Ингрид Кейн, этого, пожалуй, я сама не су-
мела бы сказать с точностью. Кое-где подремонтированный, подправленный
скелет, мышцы, железы, глаза. А остальное все чужое, пересаженное, при-
живленное. Или искусственное, синтетика. Пусть самого лучшего и надежно-
го качества, но не надежнее, чем, к примеру, у Жака. Я уже не человек,
но еще не робот. Неусовершенствованный робот. Смешно. Что-нибудь неожи-
данно откажет, сломается... Я не успею даже вызвать Дока. Или Док опоз-
дает. Или у него самого что-нибудь сломается в конструкции. Не сработает
гипотермия, отключится сознание... Простая цепь случайностей - и конец.
Так было с Бернардом. Так рано или поздно будет со мной, Ингрид Кейн.
Придет или не придет?
И все-таки я - это я. Покуда при мне мой мозг, вернее, информация,
накопленная в мозгу за все 127 лет. Я - информация. Забавно.
- Меню, мадам? Цыпленок в желе, зеленый горошек, протертые овощи...
Есть отличные ананасы.
- Давай ананасы. И еще бифштекс. С кровью, Жак. И, пожалуй, пудинг.
- Но, мадам...
- Плевать, Жак. Мой синтетический желудок требует натурального мяса.
А диета будет завтра. Если завтра вообще будет.
Бифштекс превосходен, но первый же кусок давит, изнутри непривычной
тяжестью. Отодвигаю тарелку и принимаюсь за пюре, Я хочу, чтоб она приш-
ла.
Звонок. Пришла? Но почему так рано? Я же назначила к двенадцати... Я
должна еще подумать...
- Девушка, Жак? Веди ее сюда.
- Нет, мадам, старики. Двое.
Ах, эти... Совсем забыла. Но они же знают, что я открываю с десяти.
Не дадут позавтракать.
- Пусть подождут, - говорю я Жаку и принимаюсь за ананасы. Но аппети-
та больше нет. Проклятый бифштекс! Придется принять таблетку.
Они терпеливо ждут внизу. Он и она. Супруги. Оба седенькие, чинные,
благообразные. И оба моложе меня.
- Документы при вас?
- Конечно, мадам. - Старичок поспешно раскладывает на столе бумаги -
разрешение на смерть, выписка с места жительства, завещание и опись иму-
щества. Все в порядке. Теперь остаются формальности.
- Вы твердо решили уйти из жизни?
- Да, мадам, - синхронно кивают они.
- Но почему? Ведь жизнь так прекрасна!
Эта ритуальная фраза каждый раз звучит у меня фальшиво. Хотя я ничего
вроде бы против нее не имею. Какая-то нелепая фраза.
- Видите ли, мадам, - это отвечает она, - мы просто устали.
"Просто устали", "Стало скучно", "Надоело"... Стандартный ответ. Все
так отвечают.
- Мы ведь очень стары, - будто оправдываясь, улыбается она. - Все уже
было, все.
- Я старше вас.
- Вы - другое дело, мадам. Вас удерживает любопытство. Ведь вы та са-
мая Ингрид Кейн, не так ли?
Странно, меня еще помнят. Сорок лет как я перестала легально зани-
маться наукой.
- Мой брат был вашим учеником, мадам Кейн. Он останется теперь один,
но не пошел с нами. Он разводит каких-то жуков с пятью лапками. Он про-
сил передать вам привет.
- А я действительно получу перед смертью то, что захочу? - подозри-
тельно спросил старик. - Или это просто рекламный трюк? Ну нет, изобре-
тения госпожи Кейн не нуждались в рекламном обмане. Когда с полвека на-
зад я нашла, способ концентрировать все мысли, ощущения и энергию умира-
ющего определенным образом, вызывая у него перед смертью яркое, выбран-
ное им самим сновидение, я, разумеется, не думала, что этот фокус прев-
ратится из средства облегчить смерть в приманку, помогающую государству
бороться с перенаселением за счет "долгожителей". "Дома последнего жела-
ния" стали таким же обычным делом, как и любые другие государственные
учреждения.
И еще меньше я думала, что стану хозяйкой одного из них. Я провела их
в усыпальницу - огромное помещение, напоминающее оранжерею. Вокруг -
пальмы, бананы, апельсиновые и лимонные деревья, гигантские кактусы и
множество экзотических цветов. Кричали павлины и попугаи. С потолка из
разноцветного пластика падали, причудливо пересекаясь, зеленые, оранже-
вые и голубые полосы света. Тихо звучала музыка, одурманивала, укачива-
ла, и так же одурманивающе сладко пахли цветы.
Я уложила их на диваны, покрытые мягкими пушистыми коврами, надела на
голову каждому "волшебный шлем" - так его окрестила реклама. С виду
просто ночной чепец с лентами, в которые незаметно вмонтированы провода.
- Какой ты сейчас смешной, Вилли!
Но он уже весь был "там", в последнем своем желании, глазки его не-
терпеливо поблескивали.
- Нельзя ли побыстрей, мадам?
Мне самой хотелось побыстрей - здесь меня всегда мутило. Я включила
"священника". Зазвучала молитва в сопровождении органа.
- Теперь можете попрощаться.
- Прощай, Вилли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35