— Или я вырежу тебе сердце.
Не составляло никакого труда понять, что именно мгновенно замутило взгляд Клэгга. Это была безумная, нечеловеческая ярость, и в первый раз Флер поняла, чего все это время опасался Бреннан.
— Что ты сказал, Робби? — тихо произнес Клэгг.
И она решилась:
— Он сказал, чтобы ты убрал руки от меня, — спокойно повторила она. — Да, этой ночью я была у него в комнате, да, я продажная девка. Но я его девка.
Лицо Бреннана могло бы вызвать смех, если бы оно не было ошеломленным до такой степени. Он раскрыл было рот, чтобы отрицать это, но замолчал. Теперь, что бы он ни сказал, ее репутацию уже ничто не спасет. Он знал это.
— Прекрасно! — зловеще произнесла миссис Блэйн. — Прекрасно.
— Вовсе не прекрасно, — пробормотал Бреннан.
— Забирайте вашу… вашу шлюху и уезжайте отсюда, — величественно объявила хозяйка. — И не ждите, что мой муж оплатит вам вашу работу за эти несколько дней. Кажется, вы были слишком заняты, чтобы следить за порядком. Неудивительно, что у нас почти все растащили.
Флер посмотрела на Бреннана. Его взгляд заставил ее пожалеть о своей дерзости. Видимо, это был не самый подходящий случай, чтобы демонстрировать храбрость и болтать лишнее.
Он взял Флер за руку, заслоняя ее своим могучим телом от Клэгга, от любопытных взоров людей, толпившихся в коридоре, и с грустью посмотрел ей в глаза.
— Милая, — прошептал он так, чтобы никто, кроме нее, не услышал, — что ты наделала!..
— Я знаю, — прошептала она в ответ, нежно улыбаясь.
В доме на Кларджес-стрит было ужасно холодно. Джессамин потерла ладони, чтобы согреть руки, но это не помогло. Дом графа Глэншила был небольшим и очень уютным, но по сравнению с их маленькой каморкой в Спиталфилдз казался просто дворцом. Джессамин никак не удавалось постоянно поддерживать огонь, чтобы воздух в комнате согрелся. Как только тепло начинало распространяться из темной кухни в дальние углы дома, надо было срочно бежать наверх, чтобы поддержать огонь в спальне и проверить спящего пациента. К тому времени как она все уладила в спальне и, с трудом оторвавшись от неподвижно лежащего Алистэйра, спустилась обратно вниз, огонь в кухне совсем потух.
Ну что ж, по крайней мере Никодемус, до того как покинул ее. Хорошо справлялся с ролью няньки. Спустившись в очередной раз в кухню, Джесс нашла запасы еды: кусок копченой ветчины, полдюжины яиц, немного молока и масла и даже ломоть черного хлеба.
Никодемус принес ей ее одежду, чтобы она могла сменить свой воровской наряд. Джесс одновременно с облегчением и отвращением посмотрела на платье. Было что-то занятное и необычное в этих панталонах, в том, чтобы ходить без корсета, в бешеной скачке, в волосах, свободно рассыпавшихся по спине.
Но все это было уже позади. Несчастье обрушилось на семью Мэйтланд, и Джессамин не видела выхода. Она надела свой корсет, нижнюю юбку, теплое шерстяное платье с огромной дырой под мышкой. Затем она укуталась в старую шаль, которую, видимо, забыл на кухне кто-то из прислуги, и как можно аккуратнее собрала спутанные волосы на затылке, воспринимая боль как наказание за свои многочисленные грехи.
Прежде всего гордыня. Думать, что она могла спасти семью, в то время как именно она накликала на всех беду. Из-за своих слабостей. Что-то неуправляемое, необъяснимое, что так долго таилось в глубине ее души, прошлой ночью выбралось наружу. И когда она вслед за Алистэйром карабкалась на крыши, она упивалась самой опасностью и рискованностью всего этого.
Лень и жадность были свойственны ей в меньшей степени, но зависть почти сожрала ее живьем. И что было страшнее, самый тяжкий грех овладел ею. Похоть.
Она смотрела на Алистэйра со страхом и обожанием, но под всем этим крылось физическое влечение, которое раньше вызвало бы у нее отвращение. Оно было настолько сильным, что затмевало все. Джессамин помнила каждое прикосновение его рук, его губ, она дрожала, вспоминая его ласки. Она сидела в кресле в его спальне, в то время как за окном холодная тьма опускалась на город. Она желала его. Алистэйр мирно спал, а Джессамин боялась: вдруг его рана опаснее, чем она думает, вдруг он не проснется, вдруг умрет. Ей казалось, что и она в таком случае должна умереть.
— Будь ты проклят, Алистэйр, — шептала она, глядя в огонь, — Что ты делаешь со мной?
Он мирно спал, а ее не покидала мысль, что он может умереть…
Джесс вздрогнула, проснувшись. В комнате было темно и холодно. Огонь в камине догорел — оставалась лишь горстка тлеющих углей, едва-едва согревающих темную комнату. Джессамин не знала, сколько времени прошло, но ей было не до этого.
— Черт побери, — пробормотала она, опускаясь на колени перед камином и пытаясь раздуть угасающее пламя.
Это отняло много времени. Когда огонь наконец вновь разгорелся, Джессамин с пылающими щеками поднялась на ноги и обернулась, чтобы посмотреть на своего пациента…
И увидела пустую кровать.
— О нет!.. — в ужасе застонала она. Она уже была готова выбежать, когда дверь распахнулась и появился он.
Алистэйр мгновенно кинулся к ней. Он зажал ей рот, навалившись на нее всем телом. Он был холодный, мокрый и злой и смотрел на нее с яростью, раньше пугавшей ее. Но теперь Джессамин уже не чувствовала страха.
— Что ты, черт возьми, здесь делаешь?
К сожалению, он зажимал ей рот рукой, и ей не оставалось ничего делать, как просто стоять, замечая все больше смущающих ее подробностей. На нем не было рубашки. От него пахло мылом и бренди. Очевидно, он, проснувшись, решил привести себя в порядок и не заметил, что она спит в кресле рядом с камином.
Она промычала что-то, свирепо глядя на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86