Алистэйр поспешно опустил руку.
— Я убью Никодемуса, — тихо и угрожающе произнес он. — Я просил его отвезти тебя обратно. Я не хочу, чтобы ты была на моей совести. Не то чтобы совесть так уж беспокоила меня, но все-таки на первый раз вполне достаточно того, что я посвятил тебя в таинство преступлений. Сейчас ты должна быть в безопасности, вместе со своей сестрой.
— Ты говорил, что не отпустишь меня, не совратив. — Джессамин сама не знала, как произнесла это. — Ну что же, давай, мне уже все равно.
— Я передумал, — сказал он, направляясь к измятой постели.
— Почему? — Это прозвучало так откровенно, что Джессамин в страхе заставила себя замолчать. Несмотря на романтическое безумие, которое ею владело, она помнила, что перед ней стоит враг. Человек, который мог отобрать у нее все — ее сердце, ее счастье, ее надежды и единственный ее настоящий талант. И он уже дал ей понять, что не оставит взамен ничего. Ничего.
Алистэйр посмотрел на нее. Черные волосы падали на его лицо. Он успел вымыться, но не побрился, и черная щетина на щеках придавала ему особенно пиратский вид. Но это был не пират из романтических грез.
— Не волнуйся, — протянул он. — Девственницы лишены воображения и слишком плаксивы. А ты, дорогая, запала мне в душу с тех пор, как я впервые увидел тебя.
— Тогда почему ты меня не оставил? — спросила Джессамин.
— Будь я проклят, если знаю. — Алистэйр потянулся за рубашкой. Теперь он осторожно натягивал рукав на больную руку. — Может быть, мне было слишком больно.
— Если это тебе так нравится, я бы с удовольствием ударила тебя.
— Это необязательно. Я предпочел бы, чтобы ты согласилась подарить мне свое прекрасное тело. Но сейчас я бы отказался. Надо доставить тебя домой и придумать правдоподобное оправдание твоего-отсутствия. Что будет в противном случае, страшно даже представить.
— Что же будет?
— Дорогая моя, общество заставит меня жениться на тебе, чтобы спасти твою репутацию. А к этому я не готов.
— Я тоже, — прошипела Джессамин. — Во-первых, я вообще не собираюсь выходить замуж за кого бы то ни было. Я не люблю всех мужчин, а тебя я просто ненавижу.
— Неужели?
Она видела, что он улыбается, и распалялась все больше.
— И даже если бы я была такой дурочкой, чтобы мечтать о тебе или вообще верить, что замужество — это то, что принесет мне счастье, все равно я не пошла бы замуж за человека, который делает все для того, чтобы попасть на виселицу.
— Верно. Но ведь ты не такая дурочка, чтобы мечтать обо мне?
— Нет.
— И не собираешься ни за кого замуж? Он подходил ближе. Он забыл, что застегивал свою рубашку, забыл, что еще минуту назад выгонял ее из своего дома.
— И ты ненавидишь меня? — тихо спросил он.
— Да.
Она медленно отступала от него. Сквозь чулки она еще чувствовала холодный пол, но огонь в камине все разгорался, постепенно согревая комнату. Алистэйр не был похож на человека, только что вставшего со смертного одра. Он казался совсем здоровым. Опасным, полным сил и решимости.
— Ты на самом деле презираешь меня?
— Да!..
— Не позволишь мне даже коснуться тебя? — Он поймал ее выбившуюся из прически прядь волос и стал теребить своими длинными пальцами.
— Да. То есть… нет. Я сказала…
— Что ты сказала, Джесс? Моя Джесс! Ты хочешь уйти в могилу нетронутой? Неоскверненной грубыми мужскими руками?
— Да. — Джессамин дрожала. Она ждала, что он прикоснется к ней, возьмет ее.
— И ты думаешь, я это допущу?
— Ты только что сам сказал, что допустишь. Алистэйр нагнулся, его губы были так близко, что она почувствовала вкус бренди.
— Ох Джесс, — прошептал он, касаясь губами ее мягких, дрожащих губ. — Боюсь, что я передумал.
Глава 20
«Она смотрит на меня с отчаянием и покорностью, — думал Алистэйр. — Как будто знает, что наконец настало время и я овладею ею».
Она действительно знала это и, как ни странно, смирилась. Но Алистэйр не мог понять, потому ли, что она тоже этого хочет, или потому, что у нее нет сил сопротивляться.
— Ненавижу это платье, — произнес он таким тоном, как будто они беседовали о погоде, и потянулся к ее скромному воротничку. Он был достаточно сильным, чтобы разорвать его. Звук рвущейся ткани, раздавшийся в темной комнате, возбудил его еще больше. Он сдернул порванное платье с плеч Джессамин, и оно упало на пол. Девушка стояла перед ним в одном белье.
— Это было мое единственное платье, — спокойно произнесла она.
«Словно невинная жертва, идущая иа заклание», — подумал Алистэйр.
— Я куплю тебе новое.
Этих слов было достаточно, чтобы сомнения вновь зашевелились в ней. На мгновение ее зелено-голубые глаза сверкнули и снова погасли.
— Нет!..
— Мы опять играем в эту игру? Да! — Ему уже приходилось возиться с ее корсетом, тогда, в экипаже, по дороге в Лондон, под этим корсетом уже ничего нет, кроме незамысловатой простой льняной сорочки.
— Я куплю тебе новое белье. Это напоминает мне монашенок.
Он продолжал в таком же обыденном тоне, поворачивая ее спиной к себе и развязывая завязки корсета.
— Сомневаюсь, что монашенки носят корсеты. — Ее голос немного дрогнул, когда, стаскивая корсет, он коснулся ее грудей. Ему нравились ее груди. Он всегда любил женщин с полной грудью, но ее маленькие теплые грудки, которые помещались в ладонь, просто сводили его с ума. Он снова желал ее.
Но не прямо сейчас. Он не хотел спешить, торопя события. Он много раз представлял себе эту минуту и собирался прочувствовать ее до конца. А ей пора уже прекратить стоять, как святая под пыткой, и проявить чуть-чуть побольше пыла.
— Не знаю. — Алистэйр принялся за тесемки, закрепляющие кринолин. — Никогда не приходилось раздевать монашенку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86