Да и то сказать, кто бы заподозрил во лжи неутешно оплакивавшую мужа женщину! Молодая вдова Алена Дмитриевна… (Фраза эта из лермонтовской «Песни про купца Калашникова» помнилась Томину с давних лет, когда он декламировал «Песню» на школьной сцене. Класса до четвертого ему мнилось, что впереди – блестящая актерская карьера).
* * * Не ведая об опасности, нависшей над Валетным, Зурин самолично отправился «вытрясать душу» из Миловидовой.– Здравствуй, милая, хорошая моя, – поприветствовал он ее с порога.– Ой, не до вас мне, Петр Иваныч! – ощетинилась та.– Для эмвэдэ время есть, а для меня нету? Этак, красавица, негоже.Расставив локти, она загородила Зурину дорогу.– Да о чем нам с вами говорить?– Но-но, ты своим бюстгальтером не пугай, есть о чем говорить! – Он решительно протиснулся в комнату. – Некстати, Алена, ерепенишься, я к тебе со всем сочувствием. Ну только нашего с тобой вопроса это не меняет.– Какого еще вопроса?– Не виляй, понимаешь, все ты понимаешь. Деньги, что у Сергея были, – общественные, надо их разделить по справедливости.Миловидова пренебрежительно повела полными руками.– Выходит, вы ко мне по общественной линии? Общественник?– Вот змея… С мужем твоим, хоть и пришлый, всегда честно делили. А ты же коренная, наша – и на тебе!– Я ваших счетов не знаю, что вы там делили. И дел ваших знать не знаю. Вы со мной советовались? Нет, Петр Иваныч, дверь закрывали. То ли водку пили, то ли в карты играли – мне неизвестно!– Алена, мы тебе хорошо предлагаем, не дури. Бери треть. Остальное верни людям.– Я теперь вдова, о себе должна заботиться.– Да ты прикинь – тебе ж столько и не нужно! Ну?Миловидова присела перед зеркалом, поправила выбившуюся прядь волос, прошлась пуховкой по лбу и подбородку. Она была в расцвете лет и красоты, а последние дни, полные опасностей, борьбы, притворной и непритворной муки, придали лицу что-то по-новому притягательное. Той женщине, что смотрела на Миловидову из зеркала, любое царство было впору.И Миловидова поднялась и окинула замухрышку Зурина уничтожающим взором.– Ой, мудрец! Ой, до чего головушка-то разумная! Да откуда вам знать, сколько мне чего нужно?!– Сильна… – пробормотал Зурин после паузы, почесывая в затылке; он впервые узнал Алену такой. – Грешил я, что Сергей лыжи навострил, но теперь по тебе вижу, что… да-да… Гляди, баба, пожалеешь! Не доводи до крайности!– Нет у меня денег. Обыскивайте!– Где ж они, интересно, есть? Или Митька увез?Алена ответила с наглой ленцой:– Если Митя что увез, с него и спрашивайте.– Так. Издеваешься. Ты у меня под вышку пойдешь, стерва этакая!– Ну уж… Ведь Горобец-то сознался! – Миловидова победоносно прошлась перед Зуриным, покачивая бедрами. – Извинитесь-ка за «стерву», Петр Иваныч.Зурин от такого заявления потерял почву под ногами и сорвался почти на слезливость:– Я тебя вот такой девчонкой помню… Ну ладно, ну подавись – извини… Аленушка, хоть ребят моих пожалей, если совести нету! – И, ужасаясь, простонал: – Я третий месяц на зарплату живу!..
* * * Валетный сидел в милиции, собрав все свое мужество, сколько его нашлось в пугливой, не привыкшей к испытаниям душе. Он взбадривал и заклинал себя не потеряться, не поддаться на уловки Знаменского, не сболтнуть ни крошечки лишнего. И не бояться, не бояться, не бояться, ведь ни сном ни духом не виноват он в убийстве Миловидова! А что разговор пойдет о Миловидове, не о фабричных делах, казалось несомненным: фабрикой Знаменский и занимался на фабрике, фабричных в милицию не таскали.Чтоб Алене провалиться! Чтоб ее, гадину, вместо Сергея!.. Ну зачем натравила следователя, сумасшедшая баба? Ведь он, Валетный, не только невинен – сам от исчезновения Сергея в диком убытке! И ничего о нем не знает – о живом ли, о мертвом. Вот! Это тоже надо крепко помнить: о живом Миловидове он ничегошеньки не знает. Приехал, жил тут, работали вместе, знакомы, конечно, – все. Больше ни во что не вдаваться!И держаться вежливо, разумеется, но боевито. Как Зурин велит: уши не прижимать!Настроившись подобным манером, Валетный выступил было с протестом:– Я удивлен, товарищ Знаменский. Время вечернее, ко мне только-только гостья – и вдруг сотрудник в штатском и почти что «пройдемте»!Знаменский (в отличном расположении духа) поцокал сочувственно языком:– Прошу прощения. Загорелось вас увидеть.– Что за спешка? Уже не говоря, что пострадала честь женщины, но и я лично имею право на отдых после трудового дня. Даже записано в конституции, насколько понимаю, право на отдых ну…– После трудового дня, – договорил Пал Палыч, окончательно развеселившись, – умного человека приятно послушать. Но вот представьте – сижу я в гостинице и думаю: сколько можно возиться с этой фабрикой? Тоска смертная! Надо, думаю, позвать умного человека и попросить по-хорошему: сделайте милость, расскажите, пожалуйста, как вы воруете? Умный человек – если умный, – он мне расскажет, а за чистосердечное признание снисхождение полагается. Дальше – как суд решит, а пока пусть спит дома, дам принимает.У застигнутого врасплох Валетного отвисла челюсть. Выходит, не про Миловидова речь?! И все его боевитые приготовления впустую? Мать честная, что делать?!Между тем Пал Палыч достал Мишу и Машу и усадил справа и слева от себя на столе.– Вы следите за моей мыслью, товарищ Валетный?Куклы для Валетного – словно удар под дых.– Я?.. Да, я… я слежу…– Отлично. Но кого же, думаю я, позвать? И вспоминаю, что есть на фабрике начальник ОТК. Светлая голова. И я зову вас. Вы, я уверен, должны все понять. А, Илья Петрович?– Нет, я… Я не понимаю, что я должен понять…– Я подскажу. Мы вот втроем подскажем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21