Спасибо. От районных проверяльщиков я бы, пожалуй, отмазался. А к вам сунуться – вы бы ведь послали?– Послал бы.– То-то и оно. Пора было закругляться. Но – с умом. И как раз – бац! – кровь носом. И вот стою перед зеркалом и размышляю: моя рубашка, моя кровь. Соблазнительно. Вызвать Горобца на угрозы, натаскать Алену… извиняюсь, оговорился. Ну и еще кое-что сошлось…– Что влюбленный киномеханик подозрительно уехал?– Значит, вам все известно?– Теперь-то да. Задумка не лишена была оригинальности. Дескать, если меня тут убили – это событие сугубо местного значения. Когда я где-нибудь за тысячу верст вынырну – там никто не удивится: вы, мол, гражданин, давно зарезаны… Но вы ведь собирались улизнуть не только от нас, но и от подельщиков! Угадал? Слишком они по вас сокрушаются.До сей поры Миловидов был откровенен, теперь отвел глаза.– Да им только на руку: свалили бы на меня вину, с покойника взятки гладки.– Сергей Иванович, не будем недооценивать друг друга. Я отдаю должное вашей изобретательности, но и вы не считайте меня дурнем. Что вы прихватили под занавес?Миловидов молчал, хрустел пальцами.– «Черная касса» была?– То есть? – сделал вид, что не понял.– То есть средства на общие расходы по вывозу «левака» и прочие расчеты. – Не дождавшись ответа, Пал Палыч продолжил: – Знаю, была, и держали ее вы. Вы были «верхний компаньон». Но «черная касса» – не великий куш, а вам устраиваться на новом месте. Что-нибудь еще вы придержали. А? Не Зурин, так Валетный выдаст. Говорите лучше сами.Видя, что деваться некуда, Миловидов признал:– Да, набежали некоторые платежи, и я не пустил их в обычную дележку.– Выходит, Горобец должен был убить для вас двух зайцев: безнаказанность и деньги.– Я, конечно, бледно выгляжу… – покривился Миловидов, – нечестно и все такое. Но Горобец мне за последние годы так опостылел, что… А компаньоны мои… если рассудить, что я уже все равно преступник, должен скрываться и так далее, а им все равно сидеть, и деньги конфискуют… они же пропали бы!– И какую сумму вы «притормозили»?– Отвечу так. Пал Палыч: что найдете – ваше. Но если что заваляется у мышки в норке – немножко – пусть попользуется.Опять не о себе он печется: отсижу, выкопаю кубышку. Нет, все для нее и о ней, об Алене Дмитриевне. Всей душой устремлен туда – в коридор. Надо дать ему разрядиться, чтобы эта устремленность схлынула.Знаменский встал.– Вас мы арестуем, супругу отпустим.И пригласил Миловидову.– Разрешаю попрощаться в моем присутствии. Коротко и без разговоров по делу.Она уже взяла себя в руки и изумилась слову «попрощаться»:– Как? Почему?– Я арестован, Алена.– Не может быть! За что же?.. Пал Палыч! Я не понимаю… Я глубоко благодарна, что вы нашли Сережу, но…– Я вам не задаю никаких вопросов. И не надо театра, – сухо прервал Знаменский.– Но объясните же…– Ладно, Алена, – шагнул навстречу жене Миловидов. – Давай прощаться.Их душевное состояние было совершенно разным. Он уже прошел допрос, признался, отстоял непричастность ее к делу. Она же, сидя в полной неизвестности, переживала главным образом то, что его умудрились найти.– Что случилось? Ты куда-то пошел? Как тебя схватили? – спрашивала она тихим сдавленным голосом.– Приехали и забрали. – Он испытывал досаду от бессмысленного выяснения подробностей в эти последние минуты. – По-твоему, я должен был отстреливаться?– Но если ты не выходил, откуда узнали?– Я не выходил, но ты приходила. Да какое это теперь имеет значение!– Ты думаешь… из-за меня? – отшатнулась она. – Я виновата?!– Не знаю. Знаю, что мне надо было сразу уехать. Немедленно!– Нет, я не могу так! – страстно запротестовала она. – С этим нельзя жить, если из-за меня!..– Прощай, Алена! Живи…Не получилось прощания, не получилось человеческого разговора. Миловидов устало и разочарованно отступил и обернулся к Знаменскому, давая понять, что свидание окончено.– Погоди… – бросилась Миловидова к мужу. – Так немыслимо… Расстаемся, как чужие… Сережа!Они обнялись и уже забыли о Знаменском, который не имел права даже отвернуться.Стой, смотри и слушай. Такая твоя окаянная обязанность. Один знакомый следователь позволил себе роскошь потупиться – тоже при расставании задержанного с любимой женой, а наутро задержанный попал в больницу. Там возможности контактов с волей пошире, а охрана послабее. Словом, больной сбежал. После жена (без свидетелей, разумеется) призналась, что передала мужу какое-то ядовитое средство, вызывавшее недолгие, но тяжелые симптомы. А бывали случаи и сговора стремительным шепотом: где спрятаны ценности или кому что открыть или скрыть.Правда, встреча Миловидовых слишком была неожиданной, и вряд ли они могли сейчас замыслить и привести в исполнение какую-либо уловку. Но, как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть.А красивая какая пара, незаурядная. И горе сокрушительное. Невольно жаль обоих…– Прости меня, Ленушка.– Нет, ты прости… Я виновата, что не отпустила тебя!– Выкинь из головы. Во всем моя вина. Я заварил историю, я тебя уговорил.– Сережа… Сереженька!– Алена…– Голубчик мой…Старший следователь Знаменский, не поддавайтесь эмоциям, вы на работе!– Ленушка…– Неужели ничего нельзя спасти?!– Прощай, Ленушка… не забывай.– Господи, что мы наделали! Если б вернуть!Лицо Миловидова передернула судорога. Согласиться, что своими руками все погубил?– Что вернуть? Снова жить на сто восемьдесят рублей?– Но ведь было счастье! За чем погнались? Я без тебя умру…Миловидов страдал «всухую», но тут не выдержал. Поползла по щеке «скупая мужская». Запросил пощады:– Ленушка, а если поменьше дадут… если лет десять… может быть… может, дождешься, Ленушка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21