Кое-какие нормы мы соблюдали даже тогда.
— Она была влюблена в серийных убийц?
— Нет, только в Мэнсона, но не всерьез. Это был очередной заскок Чайны — что-то взбрело ей в голову, и тут же слетело с языка. Она обожала привлекать к себе внимание. То же самое и с Мэнсоном, правда? Помню, я думал, что в этом была какая-то мистика, поскольку, возможно, ее убил кто-то похожий на него. Злая ирония судьбы, не так ли? Колледж «Чартер» занимал площадь в сто пятьдесят акров и располагался в северо-восточной части Игл-Рока. Отдельно от него раскинулся «спальный» городок подсобных рабочих, в основном латиноамериканского происхождения. Они жили в дешевых оштукатуренных домах, окруженных гигантскими деревьями.
Колледж был основан сто двенадцать лет назад. Гора Игл высотой в тысячу двести футов и чистый воздух позволили первым поселенцам окрестить эти места Западной Швейцарией. Более века спустя окружающие холмы в редкие ясные дни все еще оставались красивыми. Самой же распространенной формой жилья стали мотели.
Я проехал по бульвару Игл-Рок, широкому, утопающему в солнечных лучах, где стояли гаражи и большие магазины автомобильных запасных частей, повернул на Колледж-роуд и оказался в жилом районе, застроенном маленькими бунгало ремесленников и большими оштукатуренными коттеджами. За аркой, украшенной гербом колледжа, находилась. Эмеритус-лейн, широкая чистая полоса, начало которой обозначалось цветочной клумбой. Красные и белые петунии были посажены так, что образовывали название учебного заведения.
Здания университетского городка были выдержаны в стилях beaux-arts и испанском колониальном. Окрашенные в серовато-коричневый цвет, они размещались как жемчужины в старой шкатулке для хранения драгоценностей. Много лет назад я лечил студентов «Чартера» и знал основные отличительные черты этого заведения — строгий отбор и дороговизна. Знал я и то, что его основали приверженцы конгрегационализма, хотя теперь оно стало безусловно светским, приветствовало активные меры в политике и привлечение к участию в ней широкой общественности.
Парковка для посетителей была бесплатной и удобной. Я взял карту кампуса на стенде и направился к библиотеке Сестры Анны Лоринг. Я прошел мимо красивых улыбающихся молодых людей. Жизнь казалась им прекрасной, и они стремились наслаждаться ею.
Библиотека представляла собой двухэтажный шедевр двадцатых годов. В восьмидесятых к ее южному крылу добавили заурядную четырехэтажную пристройку. Тишину цокольного этажа нарушало лишь жужжание компьютеров. К их экранам прилипло около ста студентов. Я узнал у библиотекаря название газеты колледжа и получил совет, как отыскать старые номера.
— «Дейли бобкет», — сказал он. — Все в режиме онлайн.
Я нашел компьютер и начал работать. Файл «Бобкет» содержал перечень выпусков газеты за последние шестьдесят два года. В течение первых сорока лет газета выходила раз в неделю.
Кевину Драммонду было двадцать четыре, так что он, вероятно, поступил в колледж шесть лет назад. На всякий случай я отступил на год назад и прокручивал тысячи страниц, сканируя подписи авторов. В материалах первых трех лет ничего с именем Драммонда не появлялось. Не было также материалов, подписанных Правдивым Писарем или Э. Мерфи. В марте, на который пришелся предпоследний весенний семестр Драммонда, появилось первое упоминание.
«Кевин Драммонд. Факультет общественной информации». Под этим заголовком помещался обзор показательных выступлений в «Рокси-он-Сансет». Там играли семь новых джаз-бандов, надеясь прорваться на большую сцену. Короткие сообщения о каждом представлении. Кевину Драммонду понравились три из них, четыре — вызывали отвращение. Кевин излагал материал просто, без вдохновения и неуемных восхвалений. Не заметил я и изощренных метафор сексуального характера, присущих публикациям в «Селдомсинатол». Я обнаружил еще одиннадцать статей, написанных в течение полутора лет, десять подробных описаний выступлений рок-групп, таких же вежливо-вкрадчивых.
Любопытное исключение составляла одна.
Май, совпавший с периодом пребывания Драммонда на старшем курсе. Статья, подписанная Правдивым Писарем. Ретроспективный взгляд на карьеру Беби — Боя Ли.
В этой статье, более длинной и запальчивой, Беби-Бой характеризовался как «безусловный символ, слоноподобные плечи которого могут просесть, как у Атласа, под тяжестью королевской мантии Роберта Джонсона, Блинда-Лемона Джексона, всего пантеона хрипящей до боли в горле чикагской тройки, но чья душа остается цельной и неподкупной. Беби-Бой вполне заслуживает тяжести и боли, всегда сопутствующих подлинному всесокрушающему таланту. Он артист с гипертрофированной эмоциональной цельностью и психопатологией, благодаря чему когда-нибудь обретет незыблемое поклонение публики».
Эссе завершалось цитатой из душещипательной песенки «Ледяное сердце» и выводом о том, что «для исполнителя блюзов душа мира навсегда останется ледяной, неприветливой и предательской. Нигде афоризм „Ничто не дается даром“ не применим более полно, чем в полутемном царстве прокуренных баров с их распущенными женщинами и трагическими концами, ибо это царство породило и порождает с незапамятных времен гениев, цинготных воришек и беспробудных пьяниц. Возможно, Беби-Бой Ли никогда не узнает счастья, но его музыка, чувственная, полная жизни и решительно некоммерческая, будет согревать сердца многих людей».
Год спустя Ли опроверг этот тезис тем, что записал судорожного монстра поп-музыки, ставшего хитом.
Познавательный диссонанс, но на первый взгляд не слишком серьезный мотив для убийства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124