.. но смысл
сказанного Эдди понял очень и очень отчетливо. Хотя лицо Эдди по-прежнему
ничего не выражало, зубы его, больно стукнув, сжались, и он тихонько, зло
присвистнул сквозь них.
Голос говорил, что игра окончена. Он еще даже из самолета не вышел, а
игра уже закончилась.
Но это же не взаправду. Это никак не может быть взаправду. Это просто
его мозг в последний момент решил сплясать ему эдакую маленькую
параноидную джигу, вот и все. Он не будет обращать на это внимания. Просто
будет игнорировать, и оно прекра...
"Ты НЕ будешь это игнорировать, иначе ты отправишься в темницу, а я
умру!" - проревел голос.
"Да кто ты, черт возьми, такой?" - неохотно, со страхом спросил Эдди
- и услышал, как у него в голове кто-то (или что-то?) испустил глубокий,
шумный вздох облегчения.

"Поверил, - подумал стрелок. - Благодарение всем богам, какие только
есть или когда-нибудь были, поверил!"

Самолет остановился. Надпись ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ погасла. Трап
подкатился к самолету и глухо стукнулся о левую переднюю дверь.
Прибыли.

"Есть одно место, где ты сможешь все оставить, пока будешь совершать
обряд Прохождения Таможенного Досмотра, - сказал голос. - Надежное место.
А потом, когда уйдешь отсюда, сможешь снова взять и отнести этому
Балазару".
Пассажиры начали вставать с мест, доставать вещи из ячеек наверху,
пытались пристроить куда-то куртки, надевать которые, как объявили из
пилотской кабины, не стоило из-за жары.
Возьми куртку. Возьми сумку. А потом опять пойди в нужник.
Нуж...
Ах, да. В туалет. В переднем отсеке.
Если они считают, что я везу марафет, они подумают, что я хочу его
скинуть.
Но Эдди понимал, что это-то как раз не имеет значения. Они не станут
прямо так ломать дверь, потому что это может напугать пассажиров. И они
понимают, что невозможно спустить два фунта кокаина в самолетный унитаз и
не оставить какого-то следа. Если, конечно, голос говорит правду... что
есть какое-то безопасное место. Но как же это может быть?
Не твое дело, будь ты проклят! ПОШЕВЕЛИВАЙСЯ!
И Эдди зашевелился. Потому что до него, наконец, дошло, каково
положение вещей. Он не видел всего того, что было видно Роланду при его
возрасте и школе, которую он прошел - смеси пыток и точности; но ему видны
были лица стюардесс - их настоящие лица, скрытые за улыбками и
услужливостью, с которой они подавали пассажирам чехлы с одеждой и
картонки, сложенные в стенном шкафу переднего отсека. Он видел, как они то
и дело украдкой бросают на него быстрые, словно удары бича, взгляды.
Он достал свою сумку. Достал куртку. Дверь к трапу была открыта, и
пассажиры уже шли по проходу. Дверь пилотской кабины была распахнута, и
там стоял капитан... и тоже улыбался, но тоже смотрел на пассажиров в
салоне первого класса, которые еще собирали вещи, взглядом нашел его -
нет, прицелился в него взглядом - а потом снова отвел глаза, кивнул
кому-то, взъерошил какому-то мальчугану волосы.
Эдди стало холодно. Не из-за ломки. Просто холодно. И этот голос у
него в голове был тут ни при чем. Холодно - иногда это бывает даже кстати.
Вот только надо следить, чтобы от этого холода не превратиться в ледышку.
Эдди пошел вперед, дошел до места, где, чтобы попасть к трапу, надо
было свернуть налево - и вдруг зажал рот рукой.
- Мне нехорошо, - пробормотал он. - Извините. - Он прикрыл дверь
кабины, которая слегка загораживала дверь в передний отсек первого класса,
и открыл дверь туалета справа.
- Боюсь, что вам придется выйти из самолета, - резко сказал пилот,
когда Эдди открывал дверь туалета. - Уже...
- По-моему, меня сейчас вырвет, и я не хочу, чтобы все попало вам на
ботинки, - сказал Эдди. - Да и на мои.
Через секунду он уже был в туалете, за запертой дверью. Капитан
что-то говорил. Эдди не мог разобрать, что именно, он не хотел разбирать.
Главное, что тот говорил спокойно, а не орал. Эдди был прав, никто не
станет орать, когда около двухсот пятидесяти пассажиров еще ждут своей
очереди, чтобы выйти из самолета через единственную переднюю дверь. Он в
туалете, временно - в безопасности, но какой ему от этого толк?
"Если ты здесь, - подумал он, - так давай делай что-нибудь, да
побыстрее, кто бы ты ни был".
В течение одной страшной секунды ничего не происходило. Это была
короткая секунда, но в сознании Эдди Дийна она растянулась, казалось,
почти до вечности, как "Турецкие Тянучки Бономо", которые Генри иногда
покупал ему в детстве; если он вел себя плохо, Генри лупил его, как
сидорову козу, а если хорошо, то Генри покупал ему "Турецкие Тянучки".
Таким образом Генри во время летних каникул справлялся со своей возросшей
ответственностью.
"О, Господи Иисусе, я это все себе вообразил, о, Боже, как я мог быть
таким сума..."
Приготовься, - сказал угрюмый голос. - Мне одному не справиться. Я
могу ВЫДВИНУТЬСЯ ВПЕРЕД, но не могу заставить тебя ПРОЙТИ НА ТУ СТОРОНУ.
Ты должен сделать это вместе со мной. Повернись.
Вдруг Эдди стал видеть двумя парами глаз, ощущать двумя комплектами
нервов (но не все нервы этого другого были на месте; у другого не хватало
каких-то частей тела, он потерял их недавно, ему было больно до крика),
чувствовать десятью чувствами, думать двумя мозгами, гнать кровь двумя
сердцами.
Он повернулся. В боковой стенке туалета была дыра, дыра, похожая на
дверной проем. Через нее Эдди увидел морской берег с крупным серым песком
и разбивающиеся на нем волны цвета старых физкультурных носков.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21