«Пойдемте, друзья», — сказал он на Языке Истины, обращаясь сразу ко всем, и, повинуясь ему, мы все подошли к самому краю родильного озера, где лежала Миражэй, охваченная болью и страхом.
«Дорогие мои друзья, — произнес он тем же образом. — Я не стану сидеть и смотреть, как одну из моего народа терзают муки боли, я постараюсь помочь, чем смогу. Миражэй, малышка, можешь ли ты взглянуть на меня?»
Она открыла глаза — они были ярко-голубыми, красивыми — и подняла на него измученный взгляд.
«Ты спасла эту маленькую госпожу от несправедливого нападения, за что я перед тобой в вечном долгу. Сейчас я предлагаю попросить Ланен помочь нам. Ее руки не имеют когтей, подобно нашим, быть может, ей удастся убедить малыша выбраться на белый свет».
«Акхор. нет!»
«Идай, твое слово тут ничего не решает. Я спрашиваю Миражэй, ее супруга и его отца. Что скажешь ты, Шикрар? Кейдра? Позволите ли вы ей попытаться?»
Думаю, он ожидал услышать в ответ шквал обеспокоенных возгласов, однако все остальные были готовы на что угодно, даже на это, за исключением Идай, все еще не спускавшей с меня горящих глаз.
С другой стороны, я была не готова к этому.
— Акор, нет!
— В чем дело, малютка?
Я… Она ведь… Акор, я раньше никогда… — но тут я осознала, что и никто из них раньше этого не делал. — Ну, хорошо. Если госпожа позволит, — я поклонилась, глядя в добрые глаза той, что спасла меня. — Так как же?
— Она не может говорить, Ланен. Во время родов жены кантри становятся безмолвны, да и в любом случае, Миражэй не владеет твоим языком.
— А на Языке Истины она может говорить?
— Немного, хотя это ей и трудно.
Я посмотрела на нее. Даже мне было видно, как она страдает.
«Могу ли я обратиться к тебе?»
Она кивнула, а Кейдра ответил вместо нее:
— Ее зовут Миражэй.Я сосредоточилась.
«Госпожа Миражэй, я — Ланен. Позволишь ли ты помочь тебе?»
Даже Язык Истины стоил ей немалых усилий, но она сумела ответить:
«Мне не рассказывали о тебе всей правды, гедри, — ответила она, и голос ее разума был мягок, несмотря на терзавшую ее боль. — Если уж ты владеешь Языком Истины, кто знает, на что ты способна. Хорошо, попробуй, если сможешь. А-а-а!»
Я содрогнулась, ощутив разумом всю ее боль. Дела ее и впрямь были плохи. И, похоже, она не могла сдвинуться с места. Я почти не раздумывала. Сняв сапоги и плащ, сбросив толстый суконник, я осталась лишь в гетрах и рубашке — и шагнула в воду. К моему удивлению, она оказалась теплой, почти горячей. Я почувствовала такое блаженство!
Но лишь поначалу.
Я не слишком хорошо помню, что происходило потом. Солнце садилось. Становилось все темнее и темнее, и мне пришлось полагаться больше на чувства, чем на зрение. Время от времени Миражэй, находя в себе силы, обращалась ко мне на Языке Истины, а я велела ей кивать мне или мотать головой, чтобы я могла понять, когда ей становилось легче, а когда больнее.
Хуже всего было, когда я первый раз попыталась просунуть руку в родовой канал. Я думала, что потеряю сознание от боли. Мгновенно выдернув руку, я опустила ее в воду. Ее все еще жгло, хотя уже не так сильно. Но нужно было что-то делать.
Я велела Акору, чтобы он разорвал надвое мой плащ — мой замечательный зеленый плащ; в тот миг я была настолько озабочена судьбой Миражэй и ее детеныша, что даже не поморщилась при мысли, что мне придется его лишиться. Я обернула обе руки, от кончиков пальцев до плеч, этими кусками войлока. Так было гораздо лучше: толстый двойной слой, обернутый в несколько раз вокруг рук, защищал их не хуже мягких доспехов. Мне довольно долго удавалось терпеть жар. Когда же наконец я выправила смертоносное положение малыша, мне пришлось все-таки размотать кисти рук, прежде чем вытянуть его наружу. Наверное, пока детеныш выходил, я визжала так, словно рожала сама.
Но мне никогда не забыть того мига, когда я подняла над водой маленькую мягкую головку, чтобы детеныш мог сделать свой первый вздох. Я совершенно позабыла о боли, стоя по пояс в воде и держа на руках — всего лишь несколько мгновений — новорожденного дракончика. Он был не больше только что появившегося на свет жеребенка. Глаза его были открыты, и он смотрел на меня, словно говоря мне спасибо. Я рассмеялась от восторга, потом повернула его к матери. Он начал издавать звуки, которые чем-то даже напоминали плач человеческого новорожденного. Миражэй обнюхала его.
Руки мои страшно горели, и, как только с меня спало очарование, я выбралась из пресноводного озера и поспешила к морю, чтобы этот огонь, на бегу освобождаясь от кусков войлока, послуживших мне защитой. Какое это было облегчение — ощутить телом ледяную воду! Правда, руки мои поначалу вообще ничего не чувствовали. Кроме этого блаженного холода мне, казалось, больше ничего и не нужно было. Потом, посмотрев вниз, я увидела в воде большие куски кожи. Тут я поняла, что это была кожа с моих рук. Я сейчас же закричала и лишилась чувств.
Акхор
Мы все ахнули, когда показался детеныш, целый и невредимый. Видя, как он посмотрел на Ланен, я мысленно улыбнулся. Похоже, этот малыш будет весьма примечательным прибавлением к роду.
Я знал, что Миражэй не сможет вновь обрести способность говорить, пока не пройдет несколько дней; но по тому, как она склонилась над малышом, приветствуя его, я понял, что за нее опасаться не стоит. Самоцвет ее души вновь обрел былую яркость и сиял, подобно дивному сапфиру, несмотря на то, что становилось все темнее.
Шикрар и Кейдра были полностью поглощены матерью и малышом. Я последовал за Ланен: она побежала к морю.
— Да благословят тебя Ветры, малышка, ты спасла их! Она не ответила. Я не видел ее лица, но мне и так все стало ясно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162