Беатриче.
Как раз накануне их вывели, как всегда строем, в настоящий театр. Весь спектакль будущая Беатриче просидела, вцепившись в рукоятки кресла с распахнутыми до боли глазами, а губы повторяли каждое движение губ актрисы, точнее, ее героини в берете с пером и со шпагой. Та тоже была сиротой, но кто бы ее в том упрекнул…
Война за имя заставила Беатриче отказаться от мелких претензий насчет общего отбоя и прочего во имя одной, Великой, цели. Надо сказать, рисковала она страшно. И если бы не благосклонность классной воспитательницы легко могла сгрохотать в психушку или спецуху. Та сумела склонить непреклонную Беатриче к компромиссу, и теперь пусть «липовое»имя и сохранялось в документах, но из памяти человеческой оно постепенно стиралось.
На старое имя Битька просто не откликалась и никак не реагировала. В конце концов, более умные и добрые учителя, смирившись, стали звать ее «Беатой», англичанка решила, что это в духе предмета и звала «Бьюти». Разве что математичка до сих пор с убийственной язвой зычно провозглашала: «Ваше величество, Биссектриса Ивановна, извольте к доске».
А ребята, те быстро перекрестили ее в Битьку. Не особенно красиво и звучно, зато это прозвище от настоящего имени. А что касается фамилии… Через полгода она у Битьки будет другая. Беатриче Гарвей. Съели?! Как захочется Битьке, так в паспорте и напишет — имеет право.
Правда у Битьки у самой внутри холодело от этого красивого имени, взятого наполовину у не запомненного драматурга наполовину у Грина. Она бы, вообще-то, предпочла быть просто Аленой Заболотных, например, или Машей Кутеповой, да и одевалась бы она, возможно, более скромно, но…
Что делать… Битька и сама осознавала, что в своем стремлении быть как все, она напоминает индусов в европейском костюме. Тот еще прикол. «Джимми, Джимми, ача, ача…»
Так, не особенно весело досвистела Беата Гарвей до «Мифа». Гордая корпорация с одноименным самому навороченному и модному в городе кафе нахохленными воробышками восседала вдоль кирпичной стены оного. Несмотря на теплый вечер, корпорация старательно куталась в короткие курточки и выношенные свитера, черепашками втягивая цыпчатые конечности под ненадежные панцири одежек. И только шеи напряженно вытягивались в сторону дороги и за угол: фирма ждала клиентов.
Битька приземлилась между двух ведер и товарищески притиснула к себе «Крана», самого маленького в компании. «Кран»являлся на этот момент еще дошколенком, и вряд ли был бы взят в дело, но жил на первом этаже, и его бабуля через раз позволяла набирать воду (за что и «Кран»). А с первого, это вам не с четвертого таскать. Кран тут же сунулся к Битьке за пазуху, и лишь зыркал оттуда на дорогу и еще тихонько сморкался в толстовку, где-то в плечо Вите Цою.
Старший в корпорации, «Хлебушко,»приходом Битьки видимо был выведен из обычного своего оцепенения индейского вождя и, вскочив, хрипло закричал: «Мифы! Игра „Музыкальные ж…ы! Рича! Веселенькую, пожалуйста!.“Тут же он изобразил на асфальте обломком кирпича несколько кривоватых кружков, расположенных по кругу же, и объяснил правила игры, мало чем отличающиеся от игры „музыкальные стулья“. Только здесь для выигрыша необходимо было бесстрашно приземляться пятой точкой в нарисованный кружок.
Мысленно Беата пожалела худенькие копчики. Все ребята здесь были домашние, но в наше время даже в, казалось бы, благополучных семьях учителей и врачей дети не жировали, а уж не то что такие, как Хлебушко, который свою «мамку»любил и защищал, говорил, что добрая, а запои называл «болезь». В продолжительные времена, когда маму его опять одолевала эта самая «болезь»или просто, когда заработок не складывался, а одноразовое питание тринадцатилетний организм не воспринимал нормой, «Хлебушко»отправлялся в соседние дома стучаться в двери с, неизменной скороговоркой выдаваемой, формулой: «Дайте хлебушка покушать, пожалуйста!»Будь организм посговорчивее, Хлебушко ходил бы реже: реакция ведь тоже разная была. Не зря ведь он учил пацанов: просишь — стой от двери подальше и на виду, чтоб, если что — ноги сделать успеть». Одно время круг подающих здорово сузился. Всего до одной квартиры. Там жили молодожены с карапузиком. Не то, чтобы они были богаче других, даже наоборот. Часто, когда перед Хлебушком открывалась дверь, в проеме с чуть виноватым смехом разводил руками здоровый парень с длинными волосами: «Сами сегодня на мели. Извини». Или другой раз: «Зайди к вечеру. Суп доварим». Тогда ждущей внизу парочке особенно голодных «мифов»Хлебушко так же разводил руками: «…на мели».
Собственно, к чему это? А к тому, почему — «Хлебушко». Как-то раз один из младших «мифов», когда в желудке стало так же пусто, как дома в холодильнике, дернул в семьдесят пятую квартиру и, услышав обычное в подобном случае: «Обождите, молодой чемодан», в волнении прильнул ухом к косяку. «Не Хлебушко, другой мелкий, но с тем же паролем…»— услышал он разговор. Пацан отпрянул от двери, и она распахнулась, пропустив огромный батоновый бутерброд с вареньем и яблоко. А вождь компашки стал «Хлебушком». Впрочем, он это, как и все вообще, воспринимал со спокойствием краснокожего. Только в играх раскрывался весь темперамент этого сероватого низкорослого подростка, с лицом тоже несмываемо пропечатанным, только «улицей»и «беспризорностью», в извечном, допотопном свитере с закондевевшими обшлагами и утеплением из школьной куртки без рукавов (курток таких, кстати, уже лет десять, как не выпускают) и резиновых сапогах. И тем не менее — вождь.
Беата, неистово молотя по струнам, вопила, прерываясь в самых неожиданных местах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150