». Воспоминание о бессмертности души почти рефлекторно вызвало у Рэна желание подняться на колени и помолиться, что он и сделал. А произнеся «Амен», почувствовал, что капли дождя на его щеках смешиваются со слезами. Душа его переполнилась благодарностью, и он разрыдался. Беды последнего времени заставили оруженосца забыть не только о слезах, но и вовсе о нормальных человеческих эмоциях. Душа обросла мозолью, и новые удары он принимал, не изменившись в лице, только отмечая про себя, что откуда-то появились неведомые раньше вещи: физическая боль в сердце, дрожь в руках и так далее. Так же давно он перестал чувствовать радость. Иногда он задавал себе вопрос: а любовь? Он еще чувствует любовь? И ему становилось больно, будто по нервам водили тупым ножом. А когда он пел… Это будто и не он был вовсе: его голос поднимался куда-то высоко над головой и пел там. А Рэн оставался внизу, и снизу смотрел, безмолвно. И вот теперь он плакал. Это было как чудо.
Утерев нос и глаза не менее мокрыми ледяными руками, Рэн присел на корточки рядом с гитарой. Первым делом он сгреб все до единой щепочки подальше от краев клетки. Затем осторожно поддел пальцами не оторвавшиеся, только продавленные внутрь участки и попытался расправить их. Между камней стены, к которой прикреплена была тюрьма оруженосца, сочилась густая вязкая смола. Такое иногда бывало: каменная смола, она, кстати, становилась чрезвычайно прочной, застывая. Рэн вырвал небольшую прядку из шевелюры и постарался затолкать ее в полупрозрачную субстанцию — кисточка для клея.
Оруженосец устроился поудобнее и приступил к «ремонту». Главное — не отдавать себе отчета в невозможности задуманного, особенно по началу. И Рэн теперь целыми днями отыскивал микроскопические кусочки мозаики и соединял их между собой.
Снизу, с площади снова свистели и бросались нечистотами, со своего балкона с усмешкой поглядывал барон: ну, давай, собирай, чтобы было, что сломать вновь. Бил озноб, слезились глаза, и мучил кашель, но оруженосец клеил, будто всерьез верил, что это способно воскресить его друга.
… — Строго говоря, Шез прекрасно понимал, на что шел. Я пытался его переубедить, но это было все равно, что меня отговорить быть черным. Рок-энд-ролл — всегда был музыкой бунтарей. Я ему объяснял, что он подставляет не только себя, но и мальчика, но он так увлекся своей идеей… Еще и хитрил, будто передает Рэну эти песни просто для поддержания духа. Но теперь-то очевидно, что парень пел это вслух, и пел там, где петь было опасно, — дядюшка Луи покачал головой. — Ну что там, сэр Сандонато?
Санди в ответ сердито буркнул себе под нос, деревянные ступеньки под его тяжелыми шагами надсадно заохали.
Друзья, задрав голову и наблюдая за спускавшимся к ним с неудачей рыцарем, стояли на улице города Карфоколя, куда завели их поиски какого-нибудь практикующего колдуна. Наступили сумерки, и в сизой дымке Карфоколь казался, должно быть, еще более странным городом, чем был. Если это возможно.
По словам Санди, когда-то на месте современного города находилось поселение ныне неизвестных древних племен. Местные жители считали, что раньше Карфоколь населяли эльфы, но, конечно, у эльфов совсем другая архитектура. Кое-кто предполагал, что в прежние времена это была столица какого-нибудь подводного государства, которую постигла участь, обратная катастрофе Атлантиды. По крайней мере, трудно было спорить с предположением о куда более высоком уровне цивилизации на этом месте в те времена, когда Карфоколь носил иное имя.
Огромные, все одинаковой высоты, примерно с четырехэтажный дом здания-дворцы то из полированного, то из шершавого гранита и мрамора многочисленных оттенков серого, стены которых сплетены из ажура бесчисленных рельефов и статуй, изображающих величественных и странных существ, только отчасти напоминающих что-либо знакомое. Иногда казалось, видишь морду льва, или спину дракона, или что-то померещится тебе похожим на сфинкса или василиска, но присмотришься — нет, это совсем другое.
Здания эти не то чтобы стояли плотно друг к другу, они вовсе слиплись в две серые каменные ленты по обе стороны узкой улицы. Собственно, эта улица в Карфоколе была единственной. Зато она была бесконечной. Завиваясь в странные узлы и переплетения, она как мифическая змея, в конце концов кусала себя за хвост. Правда, необходим был день, чтобы пройти ее от начала до конца. Говорят, если посмотреть сверху — можно было увидеть или какой-то знак, или прочесть какую-то надпись… Никто никогда не смотрел сверху, и поэтому все оставалось на уровне слухов и догадок. Мол, можно узнать свою судьбу, потому что каждым человеком узор прочитывается по своему; или узнать судьбу города, или вообще всего мира.
Правду знали только птицы и драконы. Последние без конца потешались над карфокольцами, утверждая, что с высоты птичьего полета можно прочесть фразу: «Дураки все, кто живет в этом городе», в других интерпретациях неприличную картинку. Из-за таких драконьих выходок на окраине Карфоколя случались порой стихийные стычки с мифическими животными, и даже на гербе города изображен был крылатый змей, изгоняемый отважной горожанкой, с помощью то ли скалки, то ли метелки.
И то верно, новые жители Карфоколя отличались активностью жизненной позиции и всепроникновенностью. Древнее городище они обжили плотно, как мухи гипсовый бюст какого-нибудь советского партийного лидера или классика литературы. Битьке пришло в голову, что все это похоже на Дворец культуры сталинской застройки, отданный под малосемейное общежитие. Цветные занавесочки, белье на просушке, сомнительного вида пристройки и лесенки веселеньким граффити разукрашивали серый величественный гранит и элегичный пожелтевший мрамор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150