»— тут аппетит все же покинул девочку. — «Если этот обед — последний подарок судьбы?»— Битька тяжело вздохнула и прибегла к старому проверенному способу: помолилась Богу и Джону Ленонну. Напоследок полагалось спеть что-нибудь из «Битлз», в голову не пришло ничего кроме закономерного «Мистер Постмен». Довольно наивный и необычный способ общения с Господом, но по тайному мнению Битьки — эффективный.
ГЛАВА 29
Наступала ночь. Не сумевшее добраться до невидимого среди горных гряд горизонта, солнце укладывалось спать здесь же, среди скал, выстилая их неуютные склоны веселенькими оранжевыми и розовыми одеяльцами. Битька, пристроив тяжелую от усталости, переживаний и густым киселем наполняющего ее сна голову неотрывно следила за теряющимися в белесой дымке тумана поплавками на сетях гнома.
Поплавки покачивались в ее мозгу, как перья страуса в разученном когда-то в школе стихотворении Блока. «И очи синие, бездонные цветут на дальнем берегу,»— шептало в голове. Но, увы, на дальнем берегу ничего такого не цвело, на подобие синих, а точнее — ультрамариновых очей.
«На холмах Грузии лежит ночная мгла,»— похоже, сегодня вечером на ум придет вся школьная программа. Впрочем, сейчас все эти стихи не казались Битьке ни противными, ни казенно-обязательно-ненужными. Битька вспомнила, как одна из девчонок у них выполнила домашнее задание по рисованию «Сказочный город». Изобразила кладбище, а на нем могилы всех их учителей, а между ними два надгробия, подписанные А.С. Пушкин и М.Ю. Лермонтов. Конечно, учительнице она не сдала задание, а все долго хихикали, вспоминая рисунок, Битьке, правда, немного было тогда жутковато и неприятно. А сейчас она подумала: «И что мы все время так взъедались на этих Пушкиных и Лермонтовых. Вон как ложится на душу: „Синие вершины спят во мгле ночной. Тихие долины полны… мглой… мглой… Не пылит дорога, не шумят кусты. Подожди немного, отдохнешь и ты“.
Вдруг пара поплавков задергалась. Битька вскочила, вся сжавшись. На крыльце появился гном, взял прикрепленный к стене шест, отцепил плотик, со всех сторон обвязанный тускло сияющими пузырями, поднял со дна плотика еще одну веревку с крючком на конце и, накинув крючок на протянутую вдоль сетей леску, отправился «на инспекцию».
Гном еще неторопливо подгребал к участку с затонувшим поплавком, а Битька сидела, замерев, закрыв глаза и заткнув уши, когда в темноте над Аль-Таридо показались стремительно приближающиеся белые штаны. Компанию штанам составляла знакомая Битьке бело-голубая шляпа. При еще большем приближении между шляпой и штанами появилась белозубая улыбка. От принадлежащей чеширскому коту она отличалась трубкой, зажатой в углу рта.
— Бэт! — радостно воскликнули штаны, шляпа и улыбка, и, счастливо вскинувшая голову Бэт, обнаружила перед собой дядюшку Луи.
… «Я памятник себе воздвиг нерукотворный,»— с полным правом мог заявить о себе сэр Сандонато, если бы изучал когда-нибудь русскую литературу в рамках школьной программы. Но так как он ничего подобного ни в каких таких рамках не изучал, то ничего он и не заявил, даже не менее подходящее к случаю «На берегу великих волн стоял он, дум великих полн».
Стоял он, а точнее — сидел верхом на Друпикусе, словно на пьедестале, на одиноко возвышающейся среди живописных пропастей гранитной скале. Дороги вперед, влево и вправо не было, а дорога назад была еще совсем недавно, сейчас же только клубящаяся далеко внизу пыль напоминала о потерянной возможности вернуться. «Вот так и буду здесь стоять день за днем, месяц за месяцем. Как указатель. Табличку бы еще — „Пути нет“„, — невесело размышлял рыцарь. — «Я, конечно, предполагал, что когда-нибудь, посмертно, нам с Друпикусом поставят конный памятник, но не думал, что процесс создания статуи будет напрямую связан с процессом моей смерти“. Тут он подумал о том, что, возможно, ловушка, в которую попал он — не случайна. Пришло ему в голову, что, может быть, порой подвиги его не такими уж были и подвигами, а просто следствием ненужной и вредной горячности, а то и гордыни. Вдруг, да и надоел он Господу со своим постоянным вмешательством в дела ближних… С другой стороны — может, это происки врагов?
Молодой человек вздохнул. Подобная растерянность охватывала рыцаря без страха и упрека нередко. В сущности он был довольно одиноким человеком, и гораздо чаще слышал не благодарность за свои подвиги, а хулу. Люди ведь довольно легко смиряются, свыкаются и даже сживаются с несправедливостью, если она впрямую их не касается. А восстановление справедливости — процесс зачастую шумный, хлопотный, грязный, доставляющий дискомфорт окружающим. Ведь не защищай рыцарь, например, от дракона девицу, тот не снес бы в агонии полгорода, а тихо мирно унес бы ее за тридевять земель, откуда даже воплей пожираемой жертвы не слышно было бы. Так что частенько именно те, кого спасал Санди, бросали в него камни. И иногда он боялся: вдруг они правы. Был только один проверенный способ восстановления душевного равновесия — Санди сложил руки на груди и начал молиться.
Небо светилось тысячами маленьких лампадок, и молитва лилась словно из сердца рыцаря. Он даже забыл по какой причине находится на острие утеса, и когда откуда-то снизу кто-то назвал его по имени, он не сразу огляделся, подернутыми синей пеленой вечности глазами. Впрочем, оглядевшись, весело подскочил в седле (хорошо все-таки — Друпикус по натуре флегматик) — прямо под копытами Друпикуса, но на расстоянии от них равном метрам трем вниз находился довольно вместительный, шага четыре в ширину, шагов шесть в длину, уступ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150