Я искренне радовался, что в детстве часто ездил в деревню, где пусть и не стал наездником, но хотя бы научился не падать. Впрочем, должен сказать, что три часа подряд скакать и при этом увертываться от норовивших хлестануть именно по лицу веток — еще то удовольствие!
Вконец выдохшись, я нахально потребовал отдыха и сполз с лошади под неодобрительные взгляды спутников, которым, похоже, скачка была в радость. С наслаждением растерев наиболее пострадавшие места, я присел на мягкую траву и молча закурил.
Лина смотрела на меня с откровенным презрением. Сефер, успевший привыкнуть к моим заморочкам, терпеливо молчал.
— Если вы покинете лошадей, то мы сможем перекусить и насладиться изысканной беседой, — предложил я.
Сефер кивнул и, спрыгнув на землю, достал наши скудные запасы.
— Нам надо спешить, пока не пришли в себя уцелевшие разбойники! — не согласилась Лина.
— Когда они поймут, что случилось, — резонно заметил Сефер, отходя в сторону, — мы уже будем в Ферее.
Лина недовольно слезла и уселась на траву, повернувшись ко мне спиной. Я и не возражал, слушая нараставший гул в ушах. Задыхаясь, рванул ворот и, проклиная себя за слабость, попытался подняться, совершено ничего не видя. Сефер подхватил мое безвольно обмякшее тело, и я погрузился во тьму.
Лысый пикт в короткой кожаной юбке и в белой маске, резко выделявшейся на блеклой серой коже, протянул ко мне трехпалую руку, от которой тянуло чужим холодом, и провел ею перед моим лицом.
— Кто ты? — спросил он странным свистящим голосом, прозвучавшим в моей голове.
Я огляделся по сторонам, чувствуя себя не очень комфортно: тело двигалось само по себе, без всякой на то моей инициативы. Я находился в просторном зале, выложенным светящимся голубым мрамором, разрисованным непонятными символами. Полом служил необычный бассейн, в котором волновалась темная вода. От нее тянуло древним, не знающим пощады злом. Посреди бассейна возвышался круглый золотой диск; на его поверхности выделялось пятно свежей крови.
— Кто ты? — вновь прозвучал в моей голове вопрос.
Я посмотрел на пикта, почувствовал отвращение и непреодолимую ненависть к нему и снял с пояса топор.
Пикт коснулся холодной рукой моего обнаженного предплечья, и меня захлестнула поистине жуткая боль — ни с чем не сравнимая, выворачивающая наизнанку каждую клетку, заставляющая безвольно извиваться и мечтать о скорой смерти. И вместе с тем дарующая странный покой…
Я накрыл ладонью горевшее предплечье и скрючился на земле, хрипя и выплевывая сгустки крови. Подбежавший Сефер протянул мне флягу и терпеливо замер, дожидаясь, пока я полностью приду в себя. Боль затихла. Я схватил флягу и жадно напился. Потом засучил рукав и осмотрел мертвенно-белый треугольник странного ожога, полученного, очевидно, так давно, что я напрочь забыл о его существовании, хотя обычно мог перечислить все свои шрамы, что называется, с закрытыми глазами. Проведя ногтем по умершей плоти, с отвращением отдернул руку, не почувствовав ровным счетом ничего.
— Тебе лучше не вставать, — предупредил Сефер. — Яд все еще не вышел.
Молча оттолкнув его руку, я поднялся. Отметил про себя, что самочувствие в принципе удовлетворительное.
— А где Лина? — Я посмотрел на трех мирно поедавших траву лошадей. — Пешком ушла?
— Она… это… там… Ну, в общем, ей надо… — забормотал неожиданно смутившийся Сефер.
Небо затянуло свинцовыми тучами. Заморосил мелкий, нудный дождь, не обещавший скорого прекращения. Я с раздражением поплотнее застегнул куртку, понимая, впрочем, что все равно промокну.
— Еще далеко до Солонара?
— Наверное, нет, — призадумался Сефер.
Я потребовал объяснить, что значит «наверное».
— Завтра, — пожевал он губами, — достигнем Ферея, а от него до гор рукой подать. Но там я не был. Слышал, что раньше обозы проходили через горы до Солонара за несколько дней. Перевозчики вряд ли слишком спешили. Может, нам хватит и пары дней…
Тихо подошедшая Лина заставила меня отвлечься от вычислений Сефера. Одежды на ней стало гораздо меньше, но, к сожалению, исчезли и прорехи, ранее открывавшие соблазнительные виды.
— Почему ты не сказал, что болен? — спросила она, подходя. — Мы бы не гнали так.
— Наверное, потому, — процедил я сквозь стиснутые зубы, — что не болен. То есть здоров.
— Здоровые не падают без чувств, — парировала она. Я посмотрел в ее серые глаза и ответил:
— Просто устал. И не упал, а заснул.
Упрямо поджав губы, она дернула головой и, пожав хрупкими плечами, отошла к своей лошади.
— Если все здоровы, — крикнула она, с легкостью прыгнув в седло, — то следует поторопиться, чтобы попасть в леса Ферея до ночи!
— Еще один лес?! — прошипел я, глядя на Сефера. — И тоже кишащий разными тварями?
— Нет! — поспешил ответить он. — Обычный лес, окружающий город! Всю нечисть оттуда давно выгнали.
Не вполне ему поверив, я подошел к своему жеребцу пронзительного вороного цвета и, притянув к себе его морду, предупредил, глядя прямо в глаза:
— Отныне тебя зовут Конь. Но если будешь меня трясти или я с тебя упаду, то переименую в Бифштекс. Понятно?
Жеребец тихонько заржал и кивнул головой, словно в самом деле уразумел мои слова. Изумленно наблюдавший за моими действиями Сефер тихо спросил:
— Ты в самом деле можешь разговаривать со зверями?
Глянув на него исподлобья, постарался объяснить свой дар доступным языком:
— Разговаривать с животными, друг мой, могут все — я, ты, Лина… Проблема лишь в том, что животные не в силах ответить нам, поскольку наше бормотание для них — пустые звуки.
Глядя на лицо Сефера, я понял, что мои слова пролетели мимо его ушей и он по-прежнему склонен считать меня неким существом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107