В этой деревушке прошлое еще было живо, еще не стерлось из памяти.
То письмо она получила в июне. А сейчас уже был октябрь. Ей казалось, что за эти четыре месяца она заново прожила всю свою жизнь, как бы пропустила ее через свою память, через свою боль. «Когда мы счастливы, мы даже не замечаем этого, – размышляла Мерседес. – Но счастье проходит. И мы стареем и умираем».
Доехав до подножия гор, она отыскала условный знак и свернула на едва заметную пыльную дорогу, по обеим сторонам которой росли гигантские кактусы. Их зеленые стволы были усеяны золотистыми колючками, а на ветвистых отростках весело щебетали птицы, находившие здесь и пищу, и кров.
Когда дорога внезапно оборвалась, Мерседес, как ей и было сказано, остановилась и вышла из машины. Она увидела каменистую тропинку, уходившую вверх среди красноватых скал, и стала по ней взбираться. Идти было тяжело. «Вот в таком же месте похоронен и Шон», – подумалось ей. Она ездила на его могилу, которую соорудил Билл Френч высоко в горах.
Наконец, выбившись из сил, Мерседес добралась до вершины и остановилась, ломая себе голову, долго ли ей еще идти. Но тут до нее долетел запах гари, и она поняла, что прибыла на место.
Он стоял с непокрытой головой возле кучи дымящейся золы и оказался выше, чем она предполагала, и более видным. Очевидно, он несколько дней провел под открытым небом. Его густые волосы спутались, а нижняя часть лица обросла щетиной. Но в его облике чувствовалось что-то величественное. Хищное, с резкими чертами лицо было поразительно красивым. Черные, сверкающие глаза, казалось, принадлежали блуждающему в пустыне пророку.
Он обладал впечатляющей фигурой. Под его потрепанной одеждой Мерседес угадала такое же крепкое и подвижное тело, какое было у Шона. Он вообще принадлежал к такому же типу: темноволосый, мускулистый, бесстрашный.
При виде Мерседес он слегка подался вперед, словно хотел как-то поприветствовать ее, но затем заставил себя остановиться.
Она смотрела на него, стоя по другую сторону обгоревшей кучи, элегантная, в модном костюме и совершенно сюрреальная среди этой дикой природы.
– Ну, – спокойно проговорила Мерседес. – Вот я и пришла.
– Как она? – взволнованно спросил он хрипловатым, ставшим уже таким знакомым ей голосом.
Она сняла очки и шляпу.
– Вовсе не обязательно было тащить меня сюда, чтобы задать этот вопрос. Если бы ты позвонил в больницу, то все бы узнал.
Похоже, ее лицо произвело на него впечатление. Мерседес заметила, как впился он в нее голодными глазами.
– Ты знаешь, кто я?
– Да, – кивнула она. – Я знаю, кто ты. Знаю даже лучше, чем это знаешь ты.
– Иден сказала? Или сама догадалась?
– Догадалась. – Мерседес передернула плечами. – В конце концов.
– Думала, никогда больше меня не увидишь. – Он хищно оскалил зубы. – Ты, должно быть, уж и позабыла обо мне. Столько лет-то прошло.
– Нет, – сказала она. – Я всегда помнила о тебе. Его лицо дернулось. Было очевидно, что сдерживал он себя из последних сил. В его душе происходила борьба. Мерседес буквально физически ощущала, как копится в нем электрический заряд. Он пнул ботинком золу.
– Знаешь, что это?
– Мои сокровища, – даже не взглянув на медленно оседающий пепел, проговорила она.
– Верно. – Он кивнул. – Твои сокровища, Мерседес. Я сжег их. Все до последнего доллара.
Она чуть заметно улыбнулась.
– Думаешь, это меня волнует?
– Да. Больше всего на свете.
– Ошибаешься. Меньше всего на свете.
– Лжешь! – Сжав кулаки, он шагнул вперед. – Ну что ты за человек! Таким, как ты, нельзя иметь детей!
– Возможно, – спокойно согласилась она.
– Ты позволила ей стать наркоманкой. Ты загубила ее. А я спас. – Сверкнув глазами, он стукнул себя кулаком в грудь. – Я! Твой первый сын. Сын, которого ты продала, как неугодную собачонку.
Мерседес продолжала сохранять спокойствие.
– Скажи, как они тебя назвали?
– Они назвали меня Джоулом. «Засохла виноградная лоза и смоковница завяла; гранатовое дерево, пальма и яблоня, все дерева в поле посохли; потому и веселье у сынов человеческих исчезло». Они назвали меня Джоулом, потому что были святыми людьми.
Она задумчиво посмотрела на него.
– Я видела их всего один раз. Мне вспоминаются их лица… и еще твое лицо, когда я передавала тебя им. Ты тогда только-только научился улыбаться…
– Наверное, это разбивало твое сердце.
– Мое сердце разбил ты, Джоул, еще до того как родился.
– А ты хотя бы знаешь, что они сделали со мной?
– Что они с тобой сделали, я вижу, – бесстрастно сказала Мерседес.
Он в ярости снова пнул обгоревшую кучу, подняв вокруг себя облако серебристой золы.
– Ты продала меня за две тысячи долларов!
– Я не получила за тебя ни пенни, – мягко проговорила она. – Твои приемные родители заплатили тысячу долларов доктору и еще тысячу адвокату, чтобы они подготовили все необходимые бумаги. Обычная плата за услуги. Мне никто ничего не давал. Ведь отнести тебя в агентство, занимающееся вопросами усыновления, я просто не могла. Даже в те дни там задавали слишком много вопросов.
– Но ты знала, что это были за люди!
– Священник и его жена. Служители Господа. Им так хотелось иметь ребенка. Я думала, они смогут дать тебе любовь, чего не могла сделать я.
– Да им отказали в усыновлении во всех агентствах Калифорнии!
– Это потому, что они были уже в возрасте.
– Вовсе нет! Потому что они были психически ненормальными, жестокими, лживыми людьми! Религиозными фанатиками! – У него на губах выступила белая полоска пены. – Выродками! Людьми, которым хотелось иметь беззащитное человеческое существо, чтобы безнаказанно издеваться над ним!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122