Это был довольно-таки избитый сюжет, весьма характерный для произведений западноамериканского китча, сходства с которым Джоул всегда старался избегать в своем творчестве, но в данном случае ему удалось вдохнуть в него нечто особенное, какую-то неподдельность, какую-то трогательную нежность.
Взор женщины-индианки устремлен в небо, словно она готовится принести своего ягненка в жертву. Ее поза выражает душевное волнение, надежду и, быть может, даже страх.
Эскизы для этой работы Джоул делал с натуры. Вообще-то он предпочел бы, чтобы ему позировала одна девушка, работавшая продавщицей в магазине в Тусоне, но слишком уж рискованно было приводить сюда кого бы то ни было постороннего, кто мог бы заподозрить что-то неладное. Среди знакомых Джоул слыл отшельником, не любившим непрошеных гостей, художником-одиночкой. Он знал, что за глаза многие считали, что он «с прибабахом» и, когда Джоул отворачивался, с ухмылкой постукивали себя пальцем по лбу. Ну и пошли они в задницу! Такое положение вещей его вполне устраивало.
Джоул взял молоток и тонкий острый резец и приготовился к работе. Этот барельеф он делал на заказ. Впоследствии плита будет вмонтирована в стену дома, который сейчас строил в долине Кит Хэттерсли, состоятельный человек, владелец сети закусочных, считавший себя покровителем искусств. Особых симпатий к Хэттерсли Джоул не испытывал, но он знал, что творение художника продолжает жить во всем своем блеске даже тогда, когда и его хозяин, и модель, и сам художник давно уже превратились в прах.
Он принялся за работу. По мере того как резец вгрызался в неподатливый камень, его мысли успокаивались и приводились в порядок.
Некоторое время он работал над одеждой индианки, затем вернулся к ее лицу, осторожно удаляя последние шероховатости, придавая его чертам плавность и изящество линий.
Часа через полтора он выпрямился, взял поливальный шланг и струей воды стал смывать с барельефа остатки каменной крошки и пыли. Потемневший от влаги камень заблестел чистотой и свежестью. Джоул выключил воду и, стоя в сторонке, стал наблюдать, как сохнет его творение. В такую жару потребовались считанные минуты, чтобы влага испарилась и камень вновь посветлел. Неплохо получилось. Глаза Джоула скользили по мягким линиям вышедшего из-под его резца произведения.
Он прикоснулся к камню, будто намереваясь вложить в него душу. Будто его пальцы обладали магической силой. Затем ласково провел по нему рукой. Ему стало легко и покойно.
Санта-Барбара
Стоя под душем, Доминик ван Бюрен размышлял о том, как сложится наступивший день. Он только что принял свою утреннюю дозу кокаина и теперь чувствовал себя спокойным, бодрым и счастливым.
Утром дел по горло: навестить друзей, сделать кое-какие покупки, позавтракать в компании. Напряженный график. А после обеда он собирался побывать на матче по поло.
Предвкушая удовольствие, он вытирался махровым полотенцем и весело насвистывал какую-то незатейливую мелодию.
Легонько затренькал внутренний телефон. Доминик схватил трубку.
– Да?
– Мистер ван Бюрен, приехал сеньор Фуэнтес.
– Мигель? Очень хорошо. Через пару минут выйду.
Продолжая насвистывать, он надел светло-коричневые слаксы, в тон им рубашку, а сверху натянул тонкий кашемировый джемпер – чтобы не просквозило под кондиционером. С помощью рожка для обуви втиснулся в туфли-лодочки из кожи ящерицы и вышел из спальни.
Мигель, держа в руках широкополую шляпу, ждал его в гостиной возле отделанного резным камнем камина. Его плечи устало опустились, и весь он выглядел каким-то сморщенным.
– Доброе утро, Мигель, – бодро приветствовал его ван Бюрен. – Ну, нашел Иден?
– Нет, мистер Доминик.
– И никаких известий?
Глаза старика припухли и покраснели, словно он недавно плакал. На его лице пролегли глубокие морщины.
– Я сделал, как приказала Мерседес, – тихо произнес он. – Я допросил Иоланду.
– И?
– Она тут ни при чем, мистер Доминик.
– Ты уверен?
Мигель поднял глаза. На мгновение они затуманились горечью.
– Да, я уверен. Доминик слегка улыбнулся.
– Полагаю, ты применил к ней третью степень дознания, а? Хоть пару ногтей-то вырвал?
Ничего не ответив, Мигель отвернулся к окну.
– Да-а, лучше тебя такие вещи никто не умеет делать, – беспечно сказал ван Бюрен. – Если тебе не удалось ничего из нее вытянуть, значит, ничего и не было. Надеюсь, ты не слишком переусердствовал. Ты часом не покалечил ее?
Мигель что-то невнятно пробурчал.
– А?
– Она уехала. Обратно в Пуэрто-Рико. К семье.
– Что ж, чудесно. А как твой приятель Альваро?
– Он тоже не имеет к этому никакого отношения.
– Ты и его допросил?
– Да.
Доминик уставился на несчастное лицо старика.
– Ну ладно, Мигель. Я передам Мерседес, что ты все сделал как надо. А пока продолжай поиски Иден. Далеко уйти она не могла.
Мигель кивнул и медленно вышел, а Доминик отправился на террасу завтракать.
Присев к столу, он развернул газету. В ней было две передовицы. В одной рассказывалось о тяжелых боях между армиями Северного и Южного Вьетнама, которые проходили в двадцати пяти милях от Сайгона. Другая была посвящена выздоровлению Ричарда Никсона после вирусной пневмонии. Скоро, обещал читателям автор статьи, Никсон возвращается в готовый к новым сражениям по «Уотергейтскому делу» Белый дом.
Под передовицами помещалась заметка об исчезновении Поля Гетти Третьего. Ван Бюрен принялся внимательно читать ее.
«Итальянская полиция, – сообщалось в газете, – продолжает рассматривать Джона Поля Гетти Третьего как «без вести пропавшего», а не как жертву киднэппинга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122