На улице она встретила кое-кого из бывших партизан, поговорили накоротке, все спешили, у всех были дела.
Несколько раз видела пленных, они строили дома и чинили дороги. Она молча проходила мимо. С этими разговаривать не хотелось.
Однажды вечером она сказала Пантелею Романовичу:
– Работать мне надо. Как вы думаете?
– Отпуск же…
– Работы нет… м-м… по специальность. Артистка цирка без цирка.
Пантелей Романович только взглянул на нее, оторвавшись от плетения.
Помолчали.
– Как неприкаянная… Так по-русски?… Все работают, весь город. Дети… Нельзя есть незаработанный хлеб. Морально.
– И куда ж подашься?
Гертруда Иоганновна пожала плечами.
– Надо искать специальность. Я ж ничего не умею! - сказала она удивленно.
– Директором была.
– Совладелицей. - Гертруда Иоганновна засмеялась. Даже вспомнить страшно!
– Забыть еще страшней, - тихо произнес Пантелей Романович.
– Хорошенькая специальность - совладелица! Как думаете, Пантелей Романовиш, меня будут брать на какую-нибудь работу?
– Отчего ж?
– Я считаюсь в Москве живущей. И потом мой выговор.
– Ты что, зло людям делала? - рассердился старик. - Ты за Советскую власть рисковала. Ордена…
– Да-да… Конешно… Я буду спрашивать у товарища Мошкина.
И она пошла утром к Мошкину.
По голубому небу быстро бежали легкие белые облака, то и дело закрывая солнце. Ветер гнал по улице пыль, заворачивал ее в маленькие смерчики и тут же рассыпал их. Возле домов и заборов с северной стороны еще лежал грязный снег, и, вероятно, от него ветер набрался холода. Гертруда Иоганновна то и дело поправляла шарф, потому что ватник был без воротника.
Мошкин обрадовался, ей, расспросил, где она устроилась, как настроение? Нет ли чего нового о ребятах?
– Надо работать, Ефим Карповиш. Все работают.
– Дело.
– Но я нишего не умею.
– Так уж и ничего? Вы, Гертруда Иоганновна, артистка, работник культурного фронта. А у нас с культурой плохо. Большая нехватка кадров.
– Но я нишего не могу без цирк.
– Будет. Будет вам и белка, будет и свисток.
– Свисток?
– Это стихотворение Некрасова.
– Ага…
– В смысле, все будет. И цирк будет. А пока что и без цирка дел невпроворот. Вот я сейчас брякну Чечулину.
– Что есть "брякну"?
Мошкин провел рукой по желтому лицу.
– Вульгаризм. Не следим мы за культурой речи. Позвоню по телефону Чечулину, он вас возьмет в отдел. - Мошкин снял трубку, набрал номер. - Товарищ Чечулин. Здравствуйте. Мошкин, начальник горотдела милиции. Тут у меня в кабинете сидит артистка Лужина… Что?… Ну уж, если у меня, так непременно арестованная?… Лужина… Знаю, что не знаете. Я к вам ее подошлю, у нее ба-альшой опыт организационной работы. Она тут у нас заворачивала кое-каким искусством. - Мошкин прикрыл трубку ладонью и подмигнул Гертруде Иоганновне. - Да нет, она не здешняя. Из Москвы. Но вроде бы и здешняя… Рады будете? Так я ее подошлю к вам и договаривайтесь… Лады. До свиданья. - Мошкин энергично положил трубку на рычаг. - Согласовано. Пойдете к Чечулину, в отдел культуры. Помещается он в горсовете. Где была городская управа, - уточнил он.
– Хорошо. А что я буду делать?
– Как что? Культурой заправлять. Он человек хороший, но один в поле. А вы - артистка!
Гертруда Иоганновна распрощалась с Мошкиным и пошла в горсовет. Даже смутно не представляла она себе, что сможет делать в отделе культуры, но верила Мошкину. Мошкин зря не пошлет. А главное сейчас - работать!
Когда входила в здание горсовета, сердце невольно сжалось. Сколько раз она бывала здесь! Тогда у двери стояли немецкие автоматчики. И в вестибюле. Вот лестница. Сюда пускали только по пропускам Неужели это она подымалась по ней на третий этаж в кабинет доктора Доппеля? Улыбалась встречным офицерам? Подымала руку в фашистском приветствии?…
Она остановилась возле лестницы, внезапно напряглась, словно вот сейчас оттуда спустится Доппель, сияя улыбкой.
– Рад вас видеть, Гертруда! Вы кого-нибудь ищете?
Она так явственно услышала его голос, что невольно вздрогнула.
– Вы кого-нибудь ищете? - спросил кто-то рядом не голосом Доппеля, но тоже знакомым.
Она обернулась. Перед ней стоял невзрачный лысый мужчина с повязкой на рукаве. В вестибюле горела одна лампочка и было темновато.
– Мне нужен отдел культуры.
– Фрау Копф… - сдавленным голосом прошептал мужчина и шарахнулся, словно увидел привидение.
И тут она узнала лысого, это же господин Рюшин из финансового отдела! Она удивилась, но не подала виду, в ней проснулась артистка. На какое-то мгновение она действительно стала фрау Копф, богатой и надменной владелицей гостиницы и ресторана.
– Здравствуйте, господин Рюшин, - произнесла она величественно.
Рюшин испуганно замахал руками, зашипел:
– Тс-с-с… Какой "господин"… Товарищ Рюшин… Вы… Вас же убили партизаны!…
Гертруда Иоганновна согнула руки в локтях, посмотрела по очереди сначала на одну, потом на другую.
– Что вы говорите? А я и не заметила! Тихо, бога ради, тихо!…
– Пошему? - удивленно протянула она и спросила нарочно громко: - Так где, вы говорите, отдел культуры? - Она небрежно расстегнула ватник, чтобы Рюшин увидел ее ордена.
И Рюшин увидел. Нижняя челюсть его отвисла, судорожным движением он достал из кармана носовой платок и вытер вспотевшую лысину.
– Я… Мне… Меня простили. Что я?… Мелкая сошка. Жить-то надо было!
– И другие жили. - Гертруда Иоганновна посмотрела на него так, как смотрела, когда была хозяйкой гостиницы. - Так где отдел культуры.
Рюшин сглотнул и молча махнул рукой.
Гертруда Иоганновна повернулась и спокойным шагом пошла по коридору, где стояла та же скамейка для посетителей напротив двери бывшего финансового отдела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55