– Позабыл, понимаешь, слова, такое дело…
– Открывайте занавес!…
Дед Ондрей потянул за веревку, раздвинулась пестрая занавеска, и началось представление.

4
Дважды войска генерал-лейтенанта Зайцева получали благодарность в приказах Верховного Главнокомандующего. Подходили свежие силы, части быстро переформировывались и снова бросались в бой. Командир дивизии, в которую входил полк Церцвадзе, в последнем бою получил тяжелое ранение, и подполковника назначили вместо него. Подполковник сильно переживал разлуку с полком, ходил хмурый, придирался к каждой мелочи, отчитывал ни в чем не повинных людей. Но на него не обижались, ему сочувствовали, его понимали - все, от начальника штаба полка до ездового в обозе.
Кто-то попробовал утешить Церцвадзе:
– Командир дивизии - генеральская должность!
Церцвадзе даже побелел, но сдержался. Спросил ласково:
– Ты хочешь быть генералом?
– Хочу.
– Валяй. Предоставлю все возможности. А я хочу дойти со своим полком до Берлина. Понимаешь? Со своим полком!… А потом - домой. Детишек учить. Понимаешь? Я - учитель. Пифагоровы штаны на все стороны равны! Слышал такое?
Подполковник Боровский, невольный свидетель этого разговора, сказал:
– Ваш полк остается в вашем подчинении, товарищ Церцвадзе. От дивизии до полка рукой подать.
Церцвадзе поостыл, смуглое лицо порозовело. А когда дивизия, усиленная танками и отдельным саперным батальоном, передислоцировалась поближе к передовой, перенес КП дивизии в расположение бывшего своего полка. Зайцев разрешил.
Так что Петру до штаба дивизии добираться было просто. Даже попутку ловить не надо.
Зачем вызывают в штаб, Петр не спрашивал и гадать не стал. После того ожесточенного боя, когда погиб Яковлев и от отделения только трое остались в строю, он посуровел и как-то сразу повзрослел. Новый командир отделения Силыч, которому присвоили звание сержанта, был требователен и строг, как Яковлев. Молодые бойцы ворчали. Им не нравилось, что Силыч гоняет в поле, заставляет работать лопатками, учит маскироваться. Они считали, что силы надо беречь для подвига. Они жаждали подвига, с завистью поглядывали на награды Петра. За тот тяжкий бой его наградили орденом Славы. Петр понимал их желание отличиться и немного жалел, как несмышленых ребятишек. Он знал цену солдатским наградам и давно уже понял, что война не игра, не подвиг одного, война - тяжкий, кровавый труд! Ненавистная работа, которую надо исполнять на совесть, если хочешь, чтобы Родина твоя была свободной и великой.
Петр научился исполнять эту работу, он стал солдатом в самом высоком смысле этого слова. Он научился не задавать лишних вопросов, не произносить лишних слов. Он не завидовал чужим наградам и не кичился своими. Он научился думать только о том, как лучше ему, солдату, на своем месте ударить врага. Погибнуть на войне просто, победить - труднее. Он начал понимать неторопливую мудрость Яковлева, вспоминал его обкатанные окопным временем, родившиеся в огне афоризмы. И повторял их молодым бойцам. Те выслушивали и усмехались. Уж очень простыми казались они, эти фразы. Но Петр знал: пройдет немного времени и ребята познают их истинную цену и в свою очередь будут повторять молодым. Это - закон войны: накапливать и беречь опыт.
Петр шагал по тылам своего полка, мимо сгоревших немецких танков, разбитых орудий, покореженных автомашин. По обеим сторонам дороги зеленела молодая травка, кое-где набухшие почки на кустах лопнули, проклюнулись листики, будто на кусты набросили легкую зеленую кисею. Весна! А пахнет соляркой, гарью, обожженным металлом. Дважды его останавливали патрули, проверяли документы. Третий патруль остановил на входе в деревушку, от которой остались целыми два дома. На развалинах других кое-где копошились жители с лопатами, ломами. Копали огороды, складывали в штабеля годные еще обгорелые доски, целые черепицы. Идя селом, не похожим на русские деревни, Петр впервые ощутил, что он уже не на своей земле, это - далекая Чехословакия! Вот куда ты дошел, Петр Лужин, куда принес освобождение!
Неподалеку женщина тащила чугунный верх от плиты; верно тяжелый, потому что она волокла его по земле, оставляя глубокий черный след.
Петр подошел, молча приподнял волочащийся край. Женщина улыбнулась, сказала:
– Дякуем пекне!
[2]
"Дякуем"… Совсем по-белорусски.
Он помог дотащить чугунную плиту до сгоревшей хаты, приметил свежевырытую землянку - временное жилище. Успели уже!
Потом пошел в штаб.
Подполковника Боровского, который его вызывал, не оказалось на месте. Велели подождать.
Молоденькая девушка в форме младшего лейтенанта, ладно подогнанной по тонкой, тщедушной фигурке, коротко стриженная, склонилась над столом, заваленным бумагами и письмами. Разбирала их, читала, шевеля губами, будто по слогам.
Петру хотелось разыскать отца. Он где-то здесь, раз командует дивизионной разведкой. Пока не появился Боровский, можно бы и повидаться. С тех пор как они разговаривали в концентрационном лагере, Петр не видал его, хотя приветы получал и даже шоколад, которым по-братски поделился с товарищами.
Петр кашлянул и поднялся со стула.
– Товарищ младший лейтенант, разрешите обратиться?
– Вы мне?
– Так точно.
Девушка смутилась.
– Слушаю вас.
– Вы не знаете случайно майора Лужина?… - Видя, что девушка пытается что-то вспомнить, он добавил: - Герой Советского Союза. Шрам у него на щеке.
– Из разведки, - кивнула девушка. - Иногда заходит.
– Разрешите мне его повидать, товарищ младший лейтенант.
– Пожалуйста. Только я вам не начальник.
– Вы - старшая по званию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55