). Эти заметки неизбежно наталкивают на размышления. Через десять лет после Октябрьской революции городское полицейское управление в Праге доносило министру внутренних дел: «Русскую студенческую эмиграцию нельзя считать политически единой и стабильной Она вся была настроена антибольшевистски, но затем события постепенно привели к переменам... Эту перемену в политическом мышлении даже после официального утверждения союзов студентов — гражадан РСФСР, СССР, УССР и др.— нельзя отнести только к воздействию агитации, но скорее, в значительной мере, к влиянию внутренних, здешних причин».
Сказано ясно. «Внутренние, здешние причины»— безработица, социальное неравенство, т. е. то, что они теперь испытывали на себе. Бывший предводитель дворянства мог и в Праге щеголять в сапогах самой лучшей выделки, в поддевке тончайшего сукна и фуражке с красным околышем. Другой мог свои прошения подписывать гордо —«потомственный дворянин», третий величать себя «князем», но каждый, кто оказался без сбережений (а таких было немало), должен был своими руками зарабатывать хлеб насущный. Вот это и учило.
В том же полицейском документе отмечается: «Множатся примеры обращения с просьбой получить советское гражданство и разрешение вернуться в Советскую Россию»
Конечно же, с такими просьбами обращались не только студенты. Все больше обманутых людей понимали, как губительна их ошибка. За десять лет, с 1921-го по 1931 год, на родину, в Советский Союз, вернулись 181 432 человека. Трудно сказать, сколько десятков других тысяч, приняв советское гражданство или без него, симпатизировали нашей стране, работали в «союзах возвращения на родину», вопреки жестоким преследованиям и угрозам порывали с белым движением. В эмигрантской печати то и дело встречаются сообщения о расправах с колеблющимися... Навязчиво повторяются призывы объединить силы, преодолеть старые распри, срести под одну крышу всех, кто готов бороться против Советской власти.
В конце мая 1921 года в курортном местечке Рейхенгаль (Бавария) зазвучала русская речь. Здесь собрались на съезд
монархисты. Договориться они не сумели: разделились на «николаевцев», приверженцев великого князя Николая Николаевича, двоюродного дяди Николая II (высший монархический совет объявил его вождем монархистов), и на «ки-рилловцев»— сторонников великого князя Кирилла Владимировича, двоюродного брата Николая II, объявившего себя в 1922 году, в год рождения СССР (не парадокс ли?!), «блюстителем» русского престола, а в 1924 году —«императором всероссийским» Мало того, он тут же пригрозил: те из эмигрантов, кто его не поддержит, будут лишены права считаться русскими и возможности возвратиться в Россию после того, как он, Кирилл I, будет коронован в Московском Кремле.
Московский Кремель... Ветрами эпох овеяны его стены, легендарные башни, златоглавые купола. Не зря, видимо, находясь в эмиграции, «умом не серенький» Савинков на богослужениях в Париже ставил свечи в коленном преклонении перед «первопрестольной»: «Боже праведный! Спаси и помилуй заблудшую душу мою, дай силы ей выйти «из иродовой ночи», большевнчков прикончить, да святится имя твое, спаситель, да будет воля твоя оповестить со звонницы Ивана Великую Русь нашу: «С Христом и верой она снова!»
Коммерсанты из русской эмиграции в разных странах мира хватались за «святое» и весьма выгодное дело — налаживали изготовление и выгодную продажу особенно «ходких, сокровищных сувениров» с кремлевскими образами. В своем духовном растлении эти отщепенцы не останавливались даже перед спекуляцией святынями Руси. Их именем царственные Кириллы первые и под всякими другими номерами пытались прокладывать себе дорожку в Кремлевский собор для новой коронации. История навсегда отказала им в короне.
Все на земле умирает, гниет, лишившись корня...
В октябре 1938 года где-то в Сан-Бриане появится листок, подписанный сыном Кирилла — Владимиром:
«12 октября умер отец мой Государь император Кирилл Владимирович.
Мои незабвенные Родители завещали Мне любовь и жертвенное служение России и Русскому народу...
По примеру моего отца, в глубоком сознании лежащего на мне священного долга, преемственно воспринимаю, по до-
шедшему до меня наследственно Верховному праву Главы Российского императорского Дома, все права и обязанности принадлежащие мне в силу Основных законов Российской Империи...»
Годы ничему не научили этого претендента на российский престол, выглядевшего, по словам английского журналиста, «как герой американского дикого Запада». До наших дней донес он оголтелую ненависть к Стране Советов, к новому миру. «Мирное сосуществование с коммунизмом невозможно,— утверждал он много лет спустя после второй мировой войны.— Я считаю рискованным теперь утверждать, что коммунизм может быть уничтожен без применения силы оружия».
Эти взгляды характерны для части эмиграции и сейчас. «Нормальным состоянием человечества является война, а не мир»,— писала эмигрантская газета «Новое русское слово». Другой такой же листок восклицал: «Да здравствует война!» Позицией бесноватых назвал такие взгляды в своей книге «Письма к русским эмигрантам» В. В. Шульгин, известный в свое время идеолог монархически настроенного крупного дворянства, бывший член Временного исполнительного ко митета Государственной думы, один из организаторов Добровольческой армии и лидер контрреволюционной эмиграции. На склоне жизни он пересмотрел свои прежние представления и назвал тех, кто покинул родину, волками, уходившими в зарубежный «рай» «волчьими тропами, нога в ногу, не озираясь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133