Аркадий, падая, закричал истошно:
— Помогите!
Аркадий очнулся от резко бьющего в глаза света. Кто-то нагнулся к нему и произнес:
— Очнулся. Подымите его.
Аркадию помогли встать. Он машинально сделал несколько шагов и едва не наткнулся на Ляпина. Ляпин сидел в снегу, поджав ноги. Руки у нёго были заломлены за спину и связаны чьим-то. брючным ремнем. Луч фонарика скользнул по спине Ляпина. Аркадий увидел, что стянутые ремнем руки, сплошь покрыты кровью, .и задрожал от ужаса.
Бригадир бульдозеристов Федор Васильевич и Вадим склонились над лежащим ничком Черемных и осторожно повернули его на спину. Федор Васильевич расстегнул на нем ватник и рубаху и припал ухом к его груди.
— Кажется, жив. Посветите.
Разбитые губы чуть шевельнулись. Но Федор Васильевич смотрел не на лицо. На сухой, поросшей
седым волосом груди выделялся глубокий, причудливой формы шрам, похожий на фашистскую свастику.
—Максим! — вскрикнул Федор Васильевич в не-
обычайном волнении. Он поднял голову старика и, вглядываясь. в его лицо, повторял:—Максим? Ты слышишь меня, Максим Никифорович?..
«Почему Максим?»—подумал в недоумении Аркадий.
После работы Федор Васильевич снова пошел в больницу. Дежурная сестра сказала ему, что состояние Черемных по-прежнему очень тяжелое.
— Повидать не разрешите?
- Что вы! — сказала сестра.— Он и в сознание не приходил. Никого к нему не пускают. Тут и следователь приходил. Тоже ушел ни с чем.
— Все понятно, сестрица,—сказал Федор Васильевич.— Я не следователь, но мне тоже очень нужно повидаться... А скажите, сестрица, вы его перевязывали?
— А вам к чему это?
— Не заметили на левой руке, повыше локтя, шрам?
— Как не заметить! Вся рука изуродована, смотреть страшно.
— Буду наведываться, сестрица. Как только можно будет, пустите меня к нему. Очень надо.
Сомнений не оставалось: человек, называвший себя Иваном Васильевичем Черемных, был его фронтовым товарищем Максимом Дубенко...
...Первый раз увидел он Максима Дубенко в дож-дливый осенний день в конце сентября 1941 года. Впрочем, для него, Федора Перетолчина, этот промозглый, хмурый день был одним из самых радостных в жизни. Четверо суток скитался он по обожженным войной лесам и топким болотам Смоленщины, обходя поляны и остерегаясь дорог. В подбитом, сгоревшем танке остались его боевые товарищи, и: он один, обожженный, голодный и обессилевший, брел на восток, к своим. И когда иссякли последние силы и стала угасать последняя надежда, наткнулся на небольшую группу бойцов, так же, как и он, выбиравшихся из окружения. Лейтенант, командовавший отрядом, опросил его, похвалил за то, что сберег солдатскую книжку и комсомольский билет, и определил во взвод к старшему сержанту Максиму Дубенко.
В темную, безлунную ночь, когда отряд, с боем прорвался Через линию фронта, Федор шел рядом с Максимом Дубенко. Посланная вдогон немецкая мина накрыла обоих. Федор, тяжело контуженный, упал без сознания. Максим Дубенко, сам раненный осколками в руку и в грудь, на себе вынес товарища.
В лазарете лежали в одной палате, их койки стояли рядом. Рана на груди у Максима зарубцевалась быстро.
«Только шкуру порвало, а на казацком теле шкура добрая, быстро заживает»,— говорил Максим, поглаживая здоровой рукой солидные гайдамацкие усы,
придававшие его молодому, красивому лицу особо степенное выражение.
Когда сняли бинты с груди Максима, все ходячие больные в палате подходили подивиться на шрам. На смуглой коже, повыше правого соска, розовел косой крест с загнутыми в одну сторону разлохмаченными концами.
— Чтобы не забыл, чей гостинец,—сказал один из: солдат.
- Не забудем,— сказал Максим.
Вторая рана Максима, в предплечье левой руки, заживала медленно. Федор выписался из лазарета раньше своего побратима по крови.
— Когда еще свидимся? — сказал Максим, прощаясь.
— Свидимся, друг,— ответил Федор.
Но суровые пути войны развели их в разные стороны, и танкисту Федору Перетолчину никогда не довелось больше повстречать сапера Максима Ду-бенко.
И вот теперь, через столько лет, он встретил Ивана Черемиых... Это Максим... Этот бугристый крестообразный шрам невозможно забыть или спутать.... Одного не понять: Максим был старше его лет на десять с небольшим... значит, сейчас ему нет и пятидесяти... А это старик: весь седой, и лицо в глубоких морщинах. Неужели так перевернула его жизнь?4.
Надя всегда первой узнавала каждую новость.
— Вот это парень!— восторженно отозвалась она о Вадиме, рассказав, как он спас старика Черемных и задержал бандита Ляпина.
При этом она украсила свой рассказ такими живописными подробностями, как будто была если не участником, то по меньшей мере очевидцем схватки.
— И от такого парня нос воротишь!—укорила она Наташу.
— Ты не повторишь ее ошибки,— заметила Люба,
— А тебе завидно? — парировала Надя.— Я и не скрываю, что он мне нравится. Такими парнями не бросаются.
Наташа ничего не ответила Наде, хотя упрек ее и был несправедлив. Такими парнями не бросаются... Разве она виновата, что все так обернулось?.. А теперь?.. Нет, теперь уже не вернешь того, что было и не будет того, что могло быть... Может быть, Надя найдет с ним свое счастье? Пусть. Она, Наташа, будет от души рада за подругу. На Вадима у нее ни зла, ни обиды нет. И она его ничем не обидела. Обидела она другого человека, который относится к ней так тепло и душевно, от которого она видела только хорошее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102