Сейчас вы в неположенном месте и винтика не найдете. Весь хлам убрали, посадили цветы, обнесли оградкой — кто же теперь станет валить как попало? Вот у вас в кабинете на полу дорогой ковер — никто ведь не плюнет на него, окурок не бросит. Условия, обстановка не те. Так что надо создать обстановку, при которых бы человек вел себя культурно. Если что-то висеть должно — нужно место, куда повесить. На подставке стоять — подавай подставку. Вы согласны? В общем, всегда требуются определенные материальные условия.
И еще одно. Что за возню у вас подняли из-за очерка? Ведь вы же все коммунисты, номенклатурные работники! Честное слово, я не понимаю, зачем так делать. Неужели пост замминистра так притягателен, что ради него можно забыть о партийных принципах? Мне он, кстати, и не нужен. Даже упрашивать будете, не пойду. А если хотел бы, по-другому бы действовал. Думаете, мне неизвестно, какую активность развил Сун Кэ, неизвестны ваши с ним связи?
Вы в тот раз спросили о моем отношении к очерку. Я сказал, что меня он не касается. А сейчас беру эти
слова обратно. Отныне я не только буду иметь касательство к таким вещам, но и сам попрошу авторов написать новый очерк — под названием «Как Чэнь Юнмин сошел со сцены». Вместе с ними работать буду и подпись свою поставлю. Ведь все равно говорят, что я дал материал для очерка. Из-за этого министерство и послало ко мне комиссию во главе с начальником отдела руководящих кадров, больше месяца проверяли меня. Ну что ж, только черные души боятся света. Теперь и вправду дам авторам материал, потому что они еще недостаточно всего вскрыли.
Вы спросили еще, знал ли я, что готовится очерк. Я честно ответил: и знал, и не знал. Но допустим даже, что обо всем знал. Разве я совершил преступление? Разве в очерке что-то выдумано? Указание ЦК о том, чтобы меньше превозносить отдельных личностей, относится к вам, работникам высших звеньев. А я кто такой? Просто шишка на ровном месте, мне незачем прославлять себя. И вот я хочу спросить: если из-за поста замминистра вокруг человека, усердно работающего, разжигают скандал, то как это квалифицировать? Растолкуйте мне, пожалуйста!
Слушая Чэнь Юнмина, министр кивал головой, словно полностью одобрял его пылкие речи. Когда директор попросил разъяснений, он ответил с безмерной искренностью:
— Ох, ты прав, но согласись, что порочный стиль нелегко изжить. Будь снисходительней! Если сердишься, так и быть, выпусти пар, даже побрани меня, я разрешаю.
Тянь Шоучэн не терялся ни при каких ситуациях, любого мог утешить и ублажить. Когда бушевала «культурная революция», предприятия министерского подчинения были переданы провинциям, городам. В один из таких моментов городские власти вознамерились снова выставить на правёж Чэнь Юнмина. На очередном собрании министр, не заметив, что следом за Чэнем идет секретарь горкома, сказал жертве с притворным сочувствием: «Я слышал, с тобой опять хотят бороться?» Но тут увидел секретаря. Ничуть не меняясь в лице, взял его за руку и промолвил: «Я слышал, что горком защитил Чэнь Юнмина?»
Какая умная голова! И какая быстрая реакция! Если б это был не Тянь, а кто-нибудь другой, непременно показался бы циничным, наглым. Можно ли надеяться, что теперь министр раскается или кого-то раскритикует? Ведь это было бы элементарным самобичеванием. Хватит и того, что он признал стиль некоторых своих подчиненных порочным, уже одно это ослабило гнев Чэнь Юнмина, а тревога жены, которую она выразила с такой милой рассерженностью, и вовсе вызвала у него прилив жарких чувств. Наклонившись к Юй Ливэнь, он нежно поцеловал ее. Но поскольку она стояла ступенькой ниже, ему пришлось подхватить жену под мышки и притянуть к себе. Юй Ливэнь со смехом пыталась вырваться из его сильных рук.
— Не дурачься! Увидит кто-нибудь!
— Ну и что! Жену целовать не грех.
Юй Ливэнь пригладила взлохмаченные волосы:
— Так идешь ты в замминистры или нет?
— Глупышка! И не подумаю! Делать конкретное дело — гораздо лучше, чем быть чиновником! — Он мечтательно произнес: — О, я не брошу свой завод, доведу все до ума! Я создам всекитайскую объединенную автомобилестроительную компанию! Мы выйдем на внешние рынки, будем конкурировать с Японией, США...
В эту минуту он был похож не на директора завода, а на пылкого, восторженного поэта. Его поседевшие волосы разметались, лицо зарумянилось. Ну есть ли мужчина на свете красивее ее мужа?! Юй Ливэнь счастливо вздохнула.
Глядя на Лю Юйин, больные ни за что бы не догадались, что она — жена У Годуна. Если б она не ходила к нему так часто, то и не поверили бы. Совершенно не похожа!
Присев на стул, она извлекла из сумочки банку со смесью из лущеного земляного ореха, бобового сыра, красного перца, поджаренной кубиками свинины и моченых бобов в соевом соусе. Ее сумочка из искусственной кожи светло-серого цвета была в моде лет так пятнадцать назад.
— Ну как, тебе лучше?
— Да, лучше немного.
У Годун, восседавший на койке с поджатыми под себя ногами и неприступным лицом, был похож на буддийского монаха, погруженного в самосозерцание.
— Как дети? В порядке?
— Да, ничего пока.
Они говорили короткими, бесстрастными фразами, точно боялись растратить свою жизненную энергию или, может быть, потому, что стеснялись своих супружеских чувств. Наконец у них не осталось в запасе слов. Лю Юйин чинно сидела на стуле, не зная, то ли еще побыть немножко, то ли уйти. Ее ноги, как у дисциплинированной школьницы, стояли носок к носку.
Мясник подумал: «Не тот нынче бабец пошел, постный какой-то. Пришла к мужу — нет чтоб пошушукаться с ним, полюбезничать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119