Деланно неспешно он разглядывал легкие, изящные, но прочные и тугие браслеты, обхватившие ее тонкие запястья. Затем его взгляд скользнул к браслетам на изящных щиколотках женщины. Будто от нечего делать Юлиан принялся разглядывать ее тело. Рабыня попыталась выпрямиться под таким оценивающим взглядом, но ее губы дрожали, а в глазах, где раньше сквозило высокомерие, теперь появилось понимание и страх. Ибо несмотря на всю грязь и лохмотья, он был свободным человеком, к тому же мужчиной, а она оставалась женщиной и рабыней. Она знала, что ее могли отвезти на невольничий рынок и продать. Она знала, что ее могли отослать на четвереньках с осторожно зажатым в зубах хлыстом к любому человеку, будь он хоть простым рабом.
Она потупилась.
— Отто, вождь вольфангов, — объявил Хендрикс, обращаясь к стоящему на помосте Ортогу.
— И Юлиан, гражданин Империи, — добавил Отто.
— И Юлиан, презренный пес из Империи, — повторил Хендрикс.
— Он свободный человек, — решительно произнес Отто.
Блондинка, которая прежде высокомерно разглядывала Юлиана, сжалась в комочек. Он был свободен!
— Да, свободный презренный пес из Империи, — громко повторил Хендрикс.
Женщина не подняла головы. Оскорбление, нанесенное Юлиану, было несравнимо с ее страшной и необратимой реалией — с ошейником на шее и цепями на руках и ногах. Она была в тысячу раз ниже Юлиана, будь он даже презренным псом — ведь он оставался свободным человеком, а она — рабыней.
— Я — Ортог, король ортунгов, — заявил Ортог.
Он не упомянул ни об их прошлой встрече, ни о событиях, происшедших на «Аларии». Отто кивнул, скрестив руки на могучей груди.
— Пошлите за Геруной, принцессой Дризриакской, — сказал Ортог, садясь на трон, стоящий на деревянном помосте в одном из концов просторного шатра. Ортог передал свой высокий золотой шлем оруженосцу.
— Ей стыдно, она не придет, господин, — ответила свободная женщина, стоящая неподалеку в своем длинном темном платье.
В руках у Гундлихта был небольшой, туго свернутый узел запачканной одежды, привезенный с Варны. Одежду он взял в хижине Отто, вождя вольфангов.
— Мы ждем только ее, — сказал Ортог.
— Она нездорова, — ответила женщина.
— Так притащите ее, — рассердился Ортог.
Одна из рабынь, сидящих на цепи у помоста, удовлетворенно хихикнула. Ортог взглянул на нее. Женщина мгновенно опустила глаза и прикрыла рот ладонью.
Рабыни не имели права ссылаться на нездоровье, ибо им полагалось быть готовыми оказать в любой момент любую услугу — неважно какую, сложную или интимную — если бы только этого пожелал хозяин. Он не заботился об их удобствах или удовольствиях. Это рабыни должны были ревностно стремиться доставить удовольствие хозяину. От рабынь требовалось немедленное послушание. Конечно, они знали, что многие свободные женщины являются их сестрами по несчастью, считаясь если не по закону, то по своей природе не более, чем рабынями. Обида рабыни на свободную женщину за то, что ее рабство не выражено явно, страх и ненависть не слишком отличались от ненависти и непрекращающейся неприязни свободных женщин к рабыням. Мысль о том, что Геруна, принцесса Дризриакская и принцесса ортунгов, будет силой приведена в шатер, очень позабавила рабынь. В своих сараях и клетках, за работой они слышали пикантные сплетни, которыми осмеливались делиться только шепотом — о том, что гордая Геруна прошлась по коридорам «Аларии» связанной, на веревке, с завязанным ртом, нагая, как рабыня. Кто-то ухитрился таким образом, как будто просто сопровождая узницу в ее клетку, проникнуть в пустой отсек, где хранились спасательные капсулы. На корабле, во время этого шествия, Геруну видели сотни насмешливых, похотливых ортунгов — она был а открыта их взглядам, грубым шуткам и насмешкам, как любая обнаженная пленница или рабыня. Естественно, эти слухи доставляли рабыням невыразимое удовольствие.
— Геруна, принцесса Дризриакская и принцесса ортунгов, — провозгласил воин у входа в шатер.
На пороге появилась Геруна со своими длинными, толстыми белокурыми косами, свисающими до колен, стройная, прямая, в роскошных варварских одеждах. Очевидно, предстоящее совсем не радовало ее. За спиной Геруны стояли два воина.
Отто взглянул на нее — она была такой же красивой, какой запомнилась ему.
Юлиан тоже во все глаза смотрел на принцессу. Прежде он видел ее только мельком у выходных люков «Аларии», где ждала запуска спасательная капсула. Принцесса показалась ему сейчас такой же прекрасной, какой он помнил ее.
— Приветствую вас, мой брат, — сказала Геруна.
— Приветствую, благородная сестра, — ответил Ортог.
Геруна метнула короткий взгляд в сторону Отто, вождя вольфангов, и тут же отвернулась. В этом кратком обмене взглядами каждый мог усмотреть воспоминание о встрече, об интимности, неизбежно возникающей между пленницей и тюремщиком, в руках которого она оказалась, подобно любой женщине, обнаженной и беспомощной, несмотря на свой титул принцессы дризриаков и ортунгов.
Она взглянула в сторону Юлиана. Она не вспыхнула бы так внезапно, если бы в первый момент не узнала привлекательного молодого офицера с «Аларии» в оборванном слуге вождя вольфангов, ибо он был тогда в коридоре возле люка. Она отлично его узнала даже в лохмотьях и заволновалась. Ее реакция, несомненно, была замечена, но еще сильнее смущала открытость, с которой этот оборванец смотрел на нее — пристально, с легкой улыбкой, которую он даже не пытался скрыть. Покраснев еще сильнее, она вспомнила, что этот человек видел ее у ног вождя, тогда еще простого гладиатора в доспехах ортунгов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91