— По-моему, вы чем-то подавлены, — констатирует Сеймур, выдыхая на меня густую струйку дыма.— Это вам кажется. Просто интересно: есть ли у вас, кроме оружия, мысли, что-то реальное из оружия?— Дорогой мой, не путайте меня с Муром.— Но Мура же вы свалили не мыслью.— Трудно свалить мыслью такую тварь, особенно сзади.— Почему? Франк, например, считает…— Мне известно, что считает Франк. Я прослушал ваш разговор. Один невежда пытается что-то вытянуть из другого невежды — вот каково содержание вашего разговора.— Вы же знаете, что я не специалист в военных делах, Уильям.— Я тоже. Но можно хоть иногда просматривать газеты.Сеймур машинально качает на пальце брелок с ключом, большой брелок в форме серебряного всадника в золотом кольце, и не видит, что уже стал объектом пристального внимания. Девочка в тирольском наряде подошла к нашему столу и с интересом смотрит на блестящего всадника, что качается на пальце Уильяма.Наконец американец замечает ребенка, чуть заметно улыбается и подносит брелок к блестящим темным глазкам.— Тебе нравится?Девочка стесняется, глотает слюну, потом шепчет:— Нравится!Сеймур снимает брелок с кольца и подает ей:— Тогда возьми…Девочка какое-то мгновение колеблется, словно боится, что это шутка, потом хватает игрушку и бежит к родителям.— Вы, наверное, любите детей?— Кто же их не любит.— А я думал…— Да, да, знаю: думаете, что если я аномалия… А разве вы не любите маленьких медвежат? Они просто фантастические, словно пушистые мячики. Но только пока маленькие, пока еще не стали хищниками. Дети — это еще не хищники, Майкл, пока что нет. Когда смотришь на них, кажется, у них есть все основания вырасти лучшими, чем мы, но этого не будет. Ведь воспитываем их мы, делаем такими же, как сами.Он допивает кофе, и какое-то время мы молчим, наблюдая за входом и за автомобилями, что проезжают мимо. Муж с женой и ребенком выходят, любезно кивнув нам. Двое шоферов идут к стойке обменять пустые бутылки на полные.— Задождило, — сообщает Уильям.— Я это вижу и без него. Тяжелые капли редко падают на асфальт в зеленом свете неоновых букв. Но вот капли стали падать чаще, проходит несколько минут, и дождь уже льет как из ведра, по асфальту бегут длинные зеленые струйки.— Значит, все идет хорошо, — говорю я себе, чувствуя облегчение. Возможно, это неразумно, но издавна уверовал: если погода изменится, мои дела наладятся. — Не понял вот, почему вы назвали меня невеждой, — интересуюсь я. — Возможно, имели в виду, что разговоры об этой программе «Спирит» лишь пустая болтовня?— Известно, что не пустая болтовня. Если бы это было так, вы бы не подпаивали Франка и не расспрашивали о ней. К вашему несчастью, Франк не знает об этой программе ничего определенного, как, кстати, и я. Ну а что касается элементарных вещей, то о них сообщалось в прессе, хоть и не упоминалась никакая программа.— Я не читал. Углубился в финансовую страничку…— Вам и не надо читать, разве что для самообразования. Информация всегда соответствующим образом фильтруется. Важно, что если мы не уничтожим друг друга атомными бомбами, то непременно постигнем скрытые механизмы мысли. И что бы там ни болтал ваш Франк — это совсем не качественный скачок, а все то же самое: гений разрушения как наивысшее проявление человека! Скорпион, который погибнет от собственного жала.Он смотрит на часы.— Кажется, можно трогаться.Ночь на улице озвучена шумом дождя. «Мерседес» стоит на том же месте, где мы его оставили.— Будем надеяться, что нам не успели подложить бомбу, — бросаю я, когда мы бежим под дождем к автомобилю.— Про бомбу не знаю, но этот тип стал так, что мы вряд ли выедем, — замечает Сеймур.Впритык за «мерседесом» пристроилась грузовая машина с огромным фургоном; нечего и думать продвинуть ее. А тип, про которого упомянул Уильям, стал впереди, прижав свой «фольксваген» почти к бамперу нашего автомобиля, а сам, конечно же, скрылся.— Он поставил его на ручной тормоз, — констатирует американец, делая попытку оттащить «фольксваген» немного вперед. — Не знаю, как мы выберемся…— Не выберетесь, мистер, — звучат у нас за спиной чей-то голос. — На этот раз уже не выберетесь.Оборачиваюсь, чтобы убедиться, что это голос того бесцветного мужчины — Добса. Рядом с ним стоит какой-то незнакомец. В руках у них пистолеты с глушителями.— Заберите свои утюги, — спокойно говорит Сеймур.— Сделаем и это, но сперва заберем вас, — отвечает Добс. Юмор специфический, присущий полицейским и мелким гангстерам.Они упирают нам в спины пистолеты, подсказывая, что надо идти.Ночной мрак, лепет дождя, безлюдная стоянка и ко всему еще и пистолеты… Оказывать сопротивление бессмысленно. Подходим к огромной машине и, покоряясь коротким приказам, оказываемся в чреве фургона. В кабине шофера не видно, но лишь только закрылась металлическая дверца фургона, как грохот мощного мотора и дрожание пола под ногами свидетельствуют, что мы уже в пути.Внутри почти пусто, если не принимать во внимание две скамейки, установленные одна против другой вдоль фургона, и несколько ящиков в противоположном от нас углу. Над головой мигает фонарик, вмонтированный в потолок.— Садитесь вон там, напротив, — хрипит Добс, показывая на скамью пистолетом. — И сидите спокойно, без лишних движений. Я принадлежу к тем людям, которые сперва стреляют, а уже потом думают, стоило ли это делать.Он устраивается напротив нас и приказывает своему напарнику:— Обыщи их, Билли!Сеймур сохраняет невозмутимое спокойствие. Я бы даже сказал, что сейчас он спокойней, чем когда-либо. Только когда тот Билли залезает ему во внутренний карман и вытягивает оттуда кошелек, Уильям замечает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59