Чуть не прикончила.
– Было расследование?
Мэллори покачал головой.
– Нет, в своем доме мы и сами можем навести порядок. Обещаю, что никаких Минетти больше не будет. – Он тяжело вздохнул и стряхнул пепел в пепельницу на столе. – А Шавасса жаль. Самый способный агент в отделе, который я возглавляю вот уже пятнадцать лет. Я даже лелеял надежду, что он проживет достаточно долго, чтобы занять мое место, когда придет время.
– Извините, сэр. Я этого не знал, – ответил Хаммонд.
Мэллори подошел к шкафу, плеснул себе виски.
– Впервые я столкнулся с ним в 1955-м. Он был тогда преподавателем в университете – доктор филологии, современные языки.
Сестра его друга вышла замуж за чеха. После войны ее муж умер.
Она хотела вернуться в Англию, но коммунисты не выпустили ее из страны.
– И Шавасс решил ей помочь?
Мэллори вернулся к столу.
– Наше правительство помочь не могло, а так как Шавасс владел языком, он решил действовать неофициально.
– Наверное, было очень трудно, особенно для новичка.
– Как ему удалось, не знаю, но удалось. Он лежал в госпитале в Вене, где приходил в себя после ранения, и я решил взглянуть на него. Самое интересное в нем, наверное, то, что он называет «чувство языка». Вы же знаете, как некоторые люди запоминают кубические корни или всю жизнь помнят то, что когда-то прочли. Вот так и у Шавасса блестящие способности к изучению языков. Впитывает их как губка, без всяких усилии.
– И он стал работать в Бюро?
– Не сразу. Сначала это его не заинтересовало. В следующем семестре он вернулся в университет. Как раз на рождественских каникулах он зашел узнать, остается ли в силе мое предложение.
– Он пояснил, почему передумал?
– В этом не было нужды.
Мэллори взял из ящика слоновой кости еще одну турецкую сигарету, аккуратно вставил ее в мундштук из жадеита, его единственное пристрастие.
– У Пола есть все, что необходимо хорошему агенту: чутье, изобретательность, блестящий ум, здравый смысл, а это не часто встречается. К тому же у него есть готовность убивать – качество, которое отсутствует у многих, заставляя колебаться даже в очень трудной ситуации.
– Поэтому он решил, что ему нужна более активная жизнь.
– Что-то вроде этого. Думаю, приключение в Чехословакии позволило ему открыть в себе качества, о которых раньше не подозревал: любовь к расчетливому риску и, главное, желание помериться силами с противником. Преподавать французский и немецкий в старинном университете – дело скучное.
– Но это же было около десяти лет назад? – Мэллори кивнул.
– Признаюсь вам, Хаммонд, я был бы счастлив иметь такого же агента взамен.
В дверь осторожно постучали, и Джин Фрейзер положила на стол пухлый конверт.
– Медицинское заключение о состоянии Пола Шавасса, сэр. Врачи говорят, что минут через пятнадцать он освободится.
Мэллори посмотрел на конверт и вздохнул.
– Хорошо, я сразу же приму его.
Джин уже направлялась к двери, когда он мягко добавил:
– И еще, мисс Фрейзер, я не хочу, чтобы нас беспокоили, ни по какому поводу. Понятно?
Она вышла, и Хаммонд поднялся.
– Что-нибудь еще, сэр?
Мэллори отрицательно покачал головой.
– Это мое детище, Хаммонд. Увидимся завтра утром.
Дверь открылась, впустив на мгновение легкий ветерок. Мэллори задумчиво посмотрел на конверт и с трудом заставил себя собраться. Такая сентиментальность до добра не доводит. Он надел очки и принялся изучать документы.
* * *
Лежа на операционном столе, Шавасс смотрел на свое многократно повторенное отражение в рефлекторах на низком потолке. На груди четко выделялся темный от крови рубец, но боли не было.
Тело его, казалось, усохло, сделав более уродливыми шрам от старой раны на левом плече и огромный след от ножевого удара, который протянулся от бедра почти до самого левого соска.
Десять лет. Десять трудных, обагренных кровью лет – вот все, что досталось ему в награду.
Он привстал, опустил ноги на пол, но в этот момент дверь распахнулась и вошел доктор Ловатт, крепко зажав в зубах трубку. Одной рукой он отбросил со лба непокорную прядь седых волос и усмехнулся.
– Как чувствуете себя, Пол?
– Ужасно. Во рту сухо, как в песчаном карьере.
Ловатт кивнул.
– Я дал вам четверть грана морфина для обезболивания.
– Это несколько устарело, не так ли?
– Ничего другого, по-моему, нет, – ответил доктор. – Я не собираюсь менять свои методы лечения только потому, что какая-то фармацевтическая фирма присылает мне свои хвастливые проспекты.
Он наклонился, чтобы осмотреть шрам на колене, осторожно провел по нему кончиками пальцев, и Шавасс спокойно спросил:
– Ну, что скажете?
– Время, Пол, вот все, что нужно.
Шавасс хрипловато засмеялся.
– К чему притворяться? Эта рана выжала из меня все соки, и вы знаете об этом. Ведь вы уже закончили с анализами.
– Шавасс, можете одеваться.
– Так каков же приговор?
– Документы уже у Мэллори. Он примет вас, как только вы будете готовы.
– Значит, такие дела?
– Длительный отдых – это все, что вам нужно, но решение зависит от Мэллори.
И прежде чем Шавасс успел что-то сказать, доктор подошел к двери.
– Может быть, мы еще увидимся с вами до того, как вы уйдете.
Нахмурившись, Пол стал медленно одеваться. Он был уверен что анализы не слишком хороши, особенно те, которые взяли после его фиаско с Йоргенсеном. Но как поступит шеф – вот вопрос. Отправит отдохнуть на пару месяцев, а потом даст ему работу в офисе? Неплохо было бы отойти от дела на некоторое время. Или наоборот?
Он был еще слишком слаб, чтобы думать об этом всерьез, да и морфий уже начал действовать: даже завязать как следует галстук оказалось не так уж просто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42