дальше
начинался лес. Тени деревьев падали на луг, но я не знал, утренние это
тени или вечерние. Да это меня и не очень-то интересовало. Я был пьян от
радости, что выкарабкался из Храма Одиночества. И даже завывания неведомых
тварей, доносившиеся из лесной чащи, не очень пугали меня.
Пусть за невзгодою - невзгода,
Пусть впереди нужда, беда -
Душе всего нужней свобода,
Все остальное - ерунда!
Но пока что я стоял только на пороге свободы, и притом - на очень
высоком, ибо находился примерно на уровне четвертого этажа. А стены были
гладкие, без всякой рустовки; по таким и самый опытный скалолаз не сумеет
спуститься вниз. Время же тем временем шло. Вскоре я приметил, что тени
деревьев укорачиваются, значит, на Фемиде сейчас утро. Это, конечно,
хорошо, - но что делать дальше?
И вдруг послышалась хрюканье. Надо мной парила странная птица; ее
крылья поросли рыжеватой щетиной, и голова оканчивалась не клювом, а неким
подобием свиного рыла. Это крупное летучее существо, нисколько не боясь
меня, опустилось на балкончик рядом со мной - и уставилось на меня. И тут
меня осенила догадка: эта свиноптица может помочь мне. Но это сопряжено с
опасностью, я могу разбиться. Однако если я не рискну, мне придется
вернуться в свою окаянную камеру. Две боязни: боязнь остаться здесь и
боязнь разбиться вступили в прения
- И победила первая. Я снял со спины рюкзак и кинул его вниз; так же
поступил с топором. Затем лег ничком на каменные плитки балкончика. Но
отважиться на действия было страшновато. Я решил считать до тринадцати,
авось птица за это время не улетит. Считал я, Признаться, очень медленно:
хотелось оттянуть приближение решающего мига. Но он все-таки настал.
- Тринадцать! Выручай, хрюшка-матушка! - прошептал я и дрожащими
руками схватил свиноптицу за ноги. Раскинув крылья, она в испуге метнулась
в сторону и вместе со мной повисла над лугом. Но хоть И широки были ее
крылья, однако лететь с таким грузом было ей невмоготу, я тянул ее Вниз. И
все же она смягчила силу моего удара о землю, стала для меня живым
парашютом.
Приземлившись, я отпустил свою спасительницу на волю. С укоризненным
хрюканьем Взмыла она в высоту, а я, ощупав себя и убедившись, Что
отделался легкими ушибами, подобрал топор, взвалил на спину рюкзак и
двинулся по направлению к лесу. Перед этим я оглянулся, поглядел на Храм
Одиночества - и поразился, на какой опасной высоте прилепился к нему
балкончик, с которого я спланировал. А ведь решился же!..
Я вам открою правду, так и быть,
И занесу в дальнейшем на бумагу:
Порой мы страх должны благодарить
За то, что он рождает в нас отвагу.
Я шагал по лугу. От цветов Исходил тонкий, неземной запах. Стояла
теплая, но не жаркая погода - такая бывает в Ленинграде в конце августа.
Из леса доносились голоса зверей, но я шел именно туда - ведь теперь
только там я мог найти пристанище и пищу. Мне было страшно, но совсем не
так, как в Храме. Нынешний мой страх был несравним с храмовым ужасом. На
ходу я шептал слова благодарности свиноптице, которая так помогла мне. В
тот день я дал себе клятву никогда не есть никакого птичьего мяса. Потом
постановил, что хоть я и не магометанин, но к свинине впредь ни разу не
притронусь.

23. ВОЛЯ ВОЛЬНАЯ
Я вступил в лесную чащу, в неземные дебри. Но не стану загромождать
свое повествование инопланетной экзотикой, это не входит в мою задачу.
Когда-нибудь земные ученые побызают на Фемиде и научно опишут все
многообразие ее флоры и фауны, я же расскажу здесь только о тех растениях
и животных, которые памятны мне в силу особых обстоятельств. И в первую
очередь считаю нужным упомянуть о деревьях с идеально круглыми, будто по
циркулю вырезанными листьями и с ветвями, отходящими от мощного ствола под
прямым углом. Эти деревья я назвал чертежными, ибо они казались
выполненными по какому-то мудрому чертежу. Все более углубляясь в лес, я
пересек участок, где лежало много сломанных деревьев различных пород, и
понял, что и на этой планете бывают бури и ураганы. Затем вышел на поляну,
в центре которой обнаружил несколько довольно высоких кустов; ветки их
были усеяны ягодами, похожими на клубнику и весьма аппетитными на вид. Но
попробовать их я не смел - вдруг они ядовитые? И тут из чащи послышался
свирепый, леденящий душу рев. Я застыл в ожидании появления неведомого
зверя, который угробит и сожрет меня. Так простоял я минут пять. Зверь не
появлялся, но и страх мой не убавлялся.
Нас томят недомолвки, неясности,
Неизвестность нас сводит с ума,
И порой ожиданье опасности
Нам страшней, чем опасность сама.
Рев послышался снова. На поляну вышло небольшое, размером с овчарку,
животное. Оно сплошь было покрыто иглами, а голова оканчивалась хоботом.
Слоноеж подошел к кустам, поднял хобот, начал поедать ягоды. Тогда и я
сорвал одну - и съел. На вкус - что надо! Мне стало ясно, что от голода я
не умру. И еще меня порадовало, что слоноеж, несмотря на его страшный
голосище, оказался существом вовсе не страшным. Однако меня слегка
обидело, что и он не испуган моим присутствием. "Вот равнодушная тварь, -
прошептал я. - Впервые видит Человека - и ни почтения, ни страха!" Но
через мгновение мне стало стыдно. Ведь у меня - философия труса, догадался
я. Только трусы гордятся собой, когда видят, что кому-то страшны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31