Вдоль двух других буквой «Г» расположены прилавки. На том, что против входа, стоит кассовый аппарат.– Ну хорошо, давайте по порядку. Значит, в магазине, кроме вас, никого не было?– Никого, – подтверждает кассирша. – С обеда очередь стояла даже на улице, а куртки кончились – и как отрезало.– Что за куртки?– Хорошие, по сто сорок три рубля. Завезли к концу квартала двести штук.– Когда он вошел, вы были за прилавком?– Да, вот так сидела. – Она придвигает ногой табурет и садится к кассе; на щеках продолжают рдеть красные пятна. – Ящик был открыт.Женщина выдвигает денежный ящик, и Знаменский отступает, давая фотографу возможность сделать общий снимок помещения. Кибрит молча слушает – ее черед впереди.– Обычно я сразу выручку раскладываю, как надо, а сегодня толчея, совала кое-как. И вот сижу после, по купюрам разбираю… и вдруг он передо мной стоит и говорит: «Давай деньги!» Я вот так – раз! – резко подавшись телом вперед, она задвигает ящик, – и голову-то подняла, а в лоб револьвер нацелен. – Кассирша на секунду зажмуривает глаза. – У меня все отнялось… Которая пачка была в руках, двадцатипятирублевками, ту он выхватил и говорит: «Давай остальные, пристрелю!» Честно скажу: я бы уж и рада отдать, дергаю ящик, а его заело. Тут Настасья как шарахнется за дверь! Он выругался – и следом на улицу. Спасла меня Настасья!– До чего-нибудь он дотрагивался? – спрашивает Кибрит.– Не знаю, милая, не знаю, – трясет женщина головой.– Расскажите теперь вы, – оборачивается Знаменский ко второй продавщице.– Я здесь находилась, – густым голосом сообщает круглая, на ногах-тумбах Настасья и показывает, как сидела за прилавком. Неподалеку от витрины у нее поставлен стул и еще скамеечка для опухающих ног. – Сижу, в окно смотрю. Еще на той стороне улицы я его заметила.Фотограф нацеливается в нее объективом, продавщица ни с того ни с сего улыбается: условный рефлекс на фотоаппарат.– Почему вы обратили на него внимание?– Да просто так. Он шел слева, а вон от того столба стал наискосок сюда переходить, к витрине. И остановился.– И долго стоял?– Нет, только зыркнул – пусто внутри или нет. И входит. Быстрым таким шагом. Воротник поднят, и кепка на лоб. И – уже возле кассы с револьвером, и Женя ему деньги отдает. И, он слышу, говорит: «Всех перестреляю!» С этих слов меня будто кто подбросил – сейчас была за прилавком, а сейчас уже по переулку бегу, себя не помню… Только когда на двух мужчин набежала, очнулась. Зовите, кричу, милицию, магазин грабят! Обратно уже люди довели, ноги не слушались.– И что вы застали, вернувшись?– Женя сидит за кассой, как пришитая, и трясется. Даже товар не собирает, который я на пол смахнула.– Когда прыгали через прилавок? – Знаменский прикидывает, каково было брать такой барьер.– Ну да. Носки, рубашки, все полетело!– А где они сейчас? – вмешивается Кибрит.– Вон отдельно сложены. Упаковка загрязнилась, протереть надо.Кибрит начинает осторожно перебирать и осматривать указанные продавщицей вещи, упакованные в целлофановые пакеты.– Не помните, как они валялись, эти пакеты? – спрашивает она продавщицу-кассиршу.– Да почти по всему полу.– На бегу от кассы к двери можно было наступить?– Почему ж нельзя…– А до возвращения вашей напарницы кто-нибудь в магазин входил?– Никто.– У вас какой размер обуви? – обращается Кибрит к Настасье.– Тридцать седьмой. – Она снимает с ноги тапочек и предъявляет в доказательство.– Один неполный след есть, Пал Палыч.Кибрит опыляет след. Входит Томин.– Скрылся. Никто его и близко не видел!Кибрит кладет на пол пакет с отпечатком следа, который теперь виден отчетливее, и фотограф щелкает его сверху; Томин вздыхает:– Эх, от следа до человека…
* * * А человек преспокойно идет по улице – уже без кепки, плащ на руке. Заворачивает в обувной магазин.– Обслужите меня, пожалуйста.– Только если быстро, – предупреждает продавщица. – Закрываем.– Я все делаю быстро, милая девушка, – и скидывает старые ботинки.
* * * В милицейском микроавтобусе друзья возвращаются с места происшествия.– Ты бы все-таки назначил ревизию, Паша, – советует Томин. – Магазины у нас грабят редко.– Замаскированная недостача? Почему бы тогда не сказать, что выручку отдали?– По-моему, на инсценировку не похоже, – замечает Кибрит.В городе уже ночь, по лицам скользят тени и свет.– Неизвестно, кого искать, – снова нарушает молчание Томин. – То ли дурака, которому повезло, то ли умника, который промахнулся.– В смысле?– Сейчас, Зинуля, объясню. Примем для начала вариант дурака. Местный дурак. Шел мимо, учуял, что в галантерее сегодня деньгами пахнет, и думает: где наша не пропадала! Взял какой-нибудь пугач или крашеную болванку и отправился на дело. И случай уберег его от всех напастей. Ухватил дурак сколько успел, забился в свою норку и радуется: я от дедушки ушел, я от бабушки ушел!– В принципе, возможный вариант, – соглашается Кибрит.– Разберем противоположную модель. Человек опытный, бывалый. Все взвесил до мелочей. Точно выбрал маленький магазинчик в тихом переулке. Точно знал, какой куш его ждет. Точно рассчитал момент – час до закрытия и по телевидению международный футбол. Кстати, наши выиграли: три – два.– Ура – ура.– Мужское население следит за мячом, а наш умник отправляется грабить. И потом мастерски уходит от погони. Но пожилая грузная женщина проявила со страху фантастическую прыть. Теперь он сидит и злится, что не удалось взять всю кассу.– Опять похоже.– Вот видишь, Зинуля, это две модели. Не исключены и гибридные. Скажи хоть, сколько у этой модели в холке.– Сейчас посчитаю, – заглядывает в записную книжку, красновато освещенную проплывающей мимо рекламой, и бормочет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18