Во всем мерещился сын.
Самолет вдруг резко, быстро устремился в долину. Наполнился гулом и дребезгом. Коснулся бетона. Зашумел разрываемый закрылками воздух. Мелькнул фюзеляж с голубой иностранной эмблемой. Промчался белый брусок аэропорта. Веретенов почувствовал, как замкнулись контакты с этой землей. Он был уже в новой жизни. Брал в ней первые пробы.
Самолет подрулил не к зданию порта, а к далекой стоянке, к низким строениям, к металлическим полукруглым ангарам. Веретенова никто не встречал. Несколько военных, сойдя по трапу, уселись в поджидавшие их машины и быстро умчались. Группа штатских, чем-то похожих, державшихся молча и дружно, вошла в автобус, за рулем сидел солдат, и автобус, миновав шлагбаум, покатил мимо ограждений, мимо стоящих на посту автоматчиков. Несколько женщин с чемоданами и кулями, растерянно озираясь, неуверенно потянулись к строениям.
Веретенов с чемоданом и этюдником стоял на кромке взлетного поля. То, что сверху казалось нежным голубым туманом, здесь, на земле, обернулось ревущим металлом, свистящим скоплением фюзеляжей. Крутились, жужжали лопасти. Пропеллеры брызгали солнцем. Двигались тяжелые, с отвислыми подбрюшьями транспорты. Мерцали кабины пилотов. Вертолетные винты начинали вращаться, сливаясь в стеклянные вихри. Другие гасили скорость, проступали лепестками, вяло замирали. Аэродром непрерывно посылал в небо сгустки металла, шлейфы гари и копоти. Принимал громыхающие, появляющиеся из-за хребтов машины.
Веретенов не мог оторваться. Зрачками, кончиками пальцев схватывал, ощупывал грозную техносферу аэродрома. Испытывал желание тут же достать альбом, ударами карандаша, резкими молниеносными взмахами сделать первый набросок.
Мимо прокатил пятнистый двухмоторный афганский транспорт, наполнив воздух вибрацией, мелькнув концентрическими кругами опознавательных знаков. Мерно ушел по бетону и через минуту взлетел, тяжкий, нагруженный, взбираясь в солнечный воздух. Там же, над белой горой, удалялись два вертолета, кружили вокруг невидимой, пропущенной в пространство оси, менялись местами, оставляя тающую легкую копоть. Два других, камуфлированных, серо-зеленых и хищных, садились, выставив когтистые лапы, готовые вцепиться в бетон. А с соседней площадки возносилась подобная пара, похожая на ящериц, несущих в пружинных когтях груз снарядов и бомб. Начиненные оружием, мерцая подвесками, ушли к перевалу по проложенной в небе тропе.
Косо, стремительно пронзая воздух, оставляя в нем больные проколы, взмывали маленькие остроклювые самолеты. Чуть вспыхивали стреловидными крыльями, исчезали, сохраняя после себя тяжелый нетающий звук, по которому, как по рельсу, мчался следующий самолет, мелькал новый проблеск, ускользающий, связанный с чем-то грозным, скрытым в горах и ущельях.
Веретенов разглядывал в вышине белый лучистый крестик. Следил за его снижением, превращением в громаду дышащего светящегося самолета. Машина, блестя титаном, долбанула бетон колесами, выбила дым. Растопырила тормозные системы, шевеля щитками, закрылками, испаряя воздух. Становилась похожей на огромный парусник, захвативший с неба высотный ветер. Мчалась раскаленно по бетону, гася движение, превращаясь из небесного в земное тело. Накатывалась, сотрясая аэродром, напрягая мускулатуру турбин.
На мгновение Веретенов оказался в жаркой безвоздушной струе, пахнувшей от самолета. Смотрел, как у машины в хвосте открывалась пещера. Опускалась к земле стальная плита. По ней сбегали торопливые люди, махали темному чреву. И следом медленно скатывались на бетон зеленые фургоны. Крылатая громада облегчалась от тяжести, остывала, белела бортами, словно высеченная из ледника.
И сквозь возбуждение, вызванное зрелищем порта, сквозь желание рисовать и фиксировать – пугливая, робкая мысль. А где же здесь, среди громогласной техники, свистящего, нацеленного оружия, где же здесь его сын, его Петя? Его нежное, с тонким румянцем лицо. Удивленно-восхищенные брови. Доверчивые, ждущие доброго слова глаза. Где его сын?
Он шел, озираясь, словно ожидал встретить сына. Автоматчик в зеленой панаме у полосатой трубы шлагбаума посмотрел на его чемодан и этюдник.
Шагнул в сумрачное дощатое помещение и оказался в зале ожидания с рядами откидных стульев. Здесь сидели солдаты, молчаливые, в чистой, наглаженной форме, в твердых фуражках с нарядно блестящими козырьками, с эмалированными нагрудными знаками. У многих светились кружки медалей. Их лица, молодые, серьезные, были полны сосредоточенного терпеливого ожидания. На коленях лежали одинаковые черные «кейсы». Двое открыли «кейсы», и Веретенов увидел внутри одинаковые, уложенные в целлофан джинсы. Подумал: должно быть, во всех лежащих на коленях «кейсах» хранятся одинаковые джинсы. И эта одинаковость подчеркивала общее для них состояние – спокойного сосредоточенного ожидания.
В глубине у окошечка толпились люди. Заглядывали в прорезь, откуда слышались голоса, позывные:
– Алло!.. Алло!.. Дай мне «Факел»!.. Дежурного!..
Веретенов заметил склонившегося к окошечку полковника. За ним, очень бледный, стоял капитан, а рядом – солдат в полевой форме, держа у ног просаленный брезентовый чехол с контурами оружия.
Веретенов ждал, что его окликнут. Но никто не окликал. Только слышались упорные позывные:
– Алло!.. Дайте мне «Факел»!.. Дежурного!..
Веретенов сел в уголке, принялся разглядывать солдат.
Он заметил вторую группу, сидевшую поодаль от первой. В панамах, в бледно-зеленой застиранной и линялой униформе, без значков и медалей, опоясанные подсумками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139