– Что тебе нужно, Хакон? – спросил он, придерживая коня.
– Мне нужно твое общество! – ответил лаконично Хакон.
– Благодарю, но я прошу тебя вернуться к матушке, потому что хочу ехать один.
– Не гони меня! Я как будто чужой в этой Англии, а в доме твоей матушки чувствую себя совершенно осиротевшим. Я посвятил тебе всю свою жизнь... Отец оставил меня тебе, и я ни на шаг не хочу разлучаться с тобой: будем вместе и в жизни, и в смерти!
Страшно стало Гарольду от этих слов. Первоначальная нежность его к племяннику уменьшилась под влиянием мысли, что именно он подбил его произнести клятву. Потом он опять начинал думать, что несправедливо сердиться за совет, без которого его ожидала самая печальная участь.
– Принимаю твою доверчивую любовь, Хакон, – ответил он по возможности мягко. – Поезжай, пожалуй, вместе со мною, только не взыщи, если я не буду разговорчив: уста невольно смыкаются, когда на душе невесело.
– Знаю... Я сам не люблю болтать пустяков. Есть три предмета, которые всегда молчат: раздумье, судьба и могила.
Разговор прекратился, и каждый из всадников предался своим мыслям. Наступали сумерки; воздух сделался особенно ароматным, везде слышалось жужжание насекомых и пение птичек.
Гарольд постоянно подъезжал к вилле со стороны холма, который был связан с его воспоминаниями. Когда Хакон увидел пред собой печальные развалины, он произнес в полголоса.
– Все по-прежнему: холм, могила, развалины...
– Разве ты был здесь раньше? – спросил Гарольд.
– Да, батюшка водил меня маленького к Хильде; перед своим отъездом я сам забрел сюда... И здесь, у этого жертвенника, великая пророчица Севера предсказала мне мою судьбу.
«Ага! И ты поддавался ее влиянию», – подумал Гарольд.
– Что же она предрекла тебе?
– Что моя жизнь связана с твоей, что я избавлю тебя от большой опасности и разделю с тобой другую, которая будет страшнее первой.
– О, юноша! Все эти предсказания могут только предупредить об угрожающей опасности, но не в силах предотвратить ее. Чаще же всего они лживы, и им не следует доверяться ни одному разумному человеку... Полагайся единственно на Бога и себя, тогда ты никогда не ошибешься!
Гарольд с усилием подавил вздох, соскочив с коня и пошел на холм. Достигнув вершины, он остановился и удержал за руку следовавшего за ним Хакона.
Возле развалин сидела прелестная невеста Гарольда рядом с очень молодой девушкой, смотревшей ей задумчиво в глаза. В ней Хакон узнал Тору, хотя он видел ее всего один раз – в день своего отъезда с родины; лицо ее с тех пор очень мало изменилось, оно стало бледнее и серьезней.
Эдит пела о жизни, смерти и возрождении легендарного Феникса. Дослушав песню до конца, Тора проговорила:
– Ах, Эдит, кто бы боялся костра Феникса, если бы знал, что из огня возникнет обновление?!
– Дорогая сестра, ведь подобно Фениксу, мы тоже воскреснем от смерти, – ответила Эдит.
– Но Феникс снова увидел все, что ему было близко... Он пролетел по полям и лугам, которые были ему, вероятно, дороги по воспоминаниям... Разве и мы опять увидим все дорогие нам места?
– Как бы ни было нам дорого какое-нибудь место, оно теряет для нас всю свою прелесть, когда мы не видим на нем любимых нами, – возразила Эдит. – Если мы встретимся с ними в нашей загробной жизни, то не станем, конечно, сожалеть о земле.
Гарольд не мог больше удерживаться от пламенного желания прижать Эдит к груди; он стремительным прыжком очутился возле девушки и с криком радости крепко обнял ее.
– Я знала, что ты придешь сегодня вечером, Гарольд, – прошептала Эдит.
ГЛАВА 2

В то время как Гарольд, взяв Эдит под руку, отошел с ней в сторону, рассказывая обо всем пережитом им в Нормандии и выслушивая ее краткие утешения, Хакон присел к Торе. Они нравились друг другу, потому что оба были постоянно печальны и задумчивы не по летам. И странное дело, эти молодые люди разговорились о смерти и ее принадлежностях: саване, могильных червях, тлеющих кострах и страшных привидениях. Говорили они и о том, как трудно должно быть душе расставаться с телом в молодости, когда весь мир кажется таким прекрасным и много желаний остались неудовлетворенными. Они представляли себе, какой тоскливый взгляд бросает умирающий на окружающее его; они упомянули и о страданиях души, против воли исторгнутой из тела и отправляющейся в новый мир. Наконец оба смолкли, потом Хакон сказал после короткой паузы:
– Ты-то, совершенно напрасно толкуешь о смерти: ты окружена любящими тебя людьми, жизнь тебе улыбается!
Но Тора печально покачала головою.
– Ошибаешься, Хакон, – возразила она, – вчера Хильда ворожила, приготовляя лекарство для утоления жгучей боли в моей груди, и я видела, как лицо ее приняло такое зловещее выражение, что я сразу все поняла, с этой минуты я узнала, что надо мной произнесен смертный приговор. Когда же ты так тихо подошел ко мне, и я взглянула в твои грустные глаза, то мне показалось, будто я вижу пред собой вестника смерти. Но ты, Хакон, здоров и силен, ты долго будешь жить... Будем же говорить пока только о жизни!
Хакон наклонился и поцеловал бледный лоб Торы.
– Поцелуй и ты меня, Тора, – прошептал он.
Молодая девушка исполнила его желание, и потом оба молча начали смотреть на небо, постепенно покрывающееся блестящими звездами.
Вскоре вернулся Гарольд со своей невестой, которая успела успокоить его, что было заметно по его безмятежной и веселой улыбке.
Эдит внезапно вздрогнула, заметив Хакона.
– Прости, Хакон, что я забыл представить тебя моей невесте, – проговорил Гарольд, – это сын моего брата Свейна, Эдит; ты, кажется, не видела его ни разу в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133