«Маяк» представлял собой трехэтажное шлакобетонное здание, выстроенное в форме квадратной коробки, в центре которой располагался плавательный бассейн. На фасаде дома, выкрашенного в небесно-голубой цвет, был закреплен тридцатифутовой высоты плакат со стилизованным изображением маяка. Дежурным администратором оказался пожилой уже человек, лет под семьдесят, совершенно лысый, с блестящей, как металлический шар, головой, однако бодрый и энергичный и, по-моему, еще со своими, а не искусственными зубами. Мужчина взял у меня вырезанную из газеты статью и постучал по помешенному рядом с ней снимку скрюченным от артрита указательным пальцем.
– Да, да, живет здесь такой. Майкл Брендан. В сто десятом номере. Я еще удивился, почему его лицо показалось мне вроде бы знакомым. Он приехал с мужчиной уже в возрасте, тот сам заполнил регистрационную карточку и заплатил за неделю вперед. Честно говоря, я еще засомневался, кем они друг другу приходятся.
– Отец и сын.
– Да, они тоже так утверждали, – ответил администратор, явно не избавившийся еще от своих сомнений. Он пробежал описание подробностей побега и убийства женщины, машина которой была потом угнана. – Помню, помню, я тогда читал об этом. Натворил парень дел, теперь ему не открутиться. Хотите, чтобы я позвонил в полицию?
– Лучше не в полицию, а в управление шерифа округа, но не сразу, дайте мне вначале минут десять с ним поговорить. И когда они приедут, попросите их действовать сдержаннее. Мне не хочется, чтобы они его тут пристрелили. Парню всего восемнадцать лет. Не очень-то красиво будет, если окажется, что он уже лег спать, а его застрелят прямо в постели, в пижаме.
Я вышла из вестибюля и по коридору прошла во внутренний двор. На улице к этому времени уже совсем стемнело, только подсвеченный плавательный бассейн мерцал насыщенным голубым цветом. Зайчики от колышущейся воды метались по стенам мотеля, и образуемые ими яркие и причудливые узоры ежесекундно менялись. Номер Брайана располагался на первом этаже, его раздвижные стеклянные двери выходили на маленькую лужайку, которая, в свою очередь, была обращена к бассейну. Низкие живые изгороди отделяли одну такую лужайку перед номером от соседних. Каждая из них была помечена соответствующим номером, так что найти нужную комнату не составляло труда. Занавески в номере Брайана оказались ячеистыми и были задернуты не до конца, поэтому я сразу же увидела его. Раздвижные двери, наоборот, были плотно закрыты, из чего я заключила, что, видимо, в номере на всю мощь запущен кондиционер.
Брайан смотрел телевизор, растянувшись в единственном в номере мягком кресле и положив ноги на кровать. Одет он был в майку с глубоким вырезом и серые спортивные шорты. Выглядел он бодрым и хорошо загоревшим. Я обошла мотель, снова вошла в тот же коридор и, идя по нему, заметила дверь с табличкой «Только для персонала». Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, я покрутила ручку, и вдруг она поддалась. Я заглянула внутрь. Помещение напоминало громадный стенной шкаф, вдоль трех стенок которого тянулись полки с постельным бельем. На них аккуратными стопками были разложены простыни, пододеяльники, полотенца. В этой же комнате хранились швабры, пылесосы, гладильные доски, на полках стояли утюги и всевозможные средства для чистки и уборки. Взяв несколько полотенец, я перебросила их через руку и вышла в коридор.
Дойдя до номера, в котором жил Брайан, я постучала, встав так, чтобы меня нельзя было как следует рассмотреть через вставленный в дверь «глазок». Звук телевизора в номере стал несколько тише. Я стояла, глядя вдоль коридора, и ждала, пока Брайан подойдет и откроет дверь. По-видимому, он старался рассмотреть меня через «глазок». Наконец, я услышала приглушенное дверью: «Кто там?».
– Criada, – ответила я, что по-испански означает «горничная». Это слово я выучила в первую же неделю своих занятий на курсах, потому что в нашей группе было много женщин, надеявшихся, что знание испанского поможет им объясняться с домашней прислугой. В противном случае горничные делали по дому только то, что им самим заблагорассудится, а хозяйкам не оставалось ничего другого, как ходить за ними по пятам и пытаться показывать; как и что надо чистить и убирать. Горничные же притворялись, будто они всего этого «не понимают».
Брайан тоже явно не понял, кто я такая. Он приоткрыл дверь на ширину удерживавшей ее цепочки, выглянул в образовавшуюся щель и спросил:
– Что вам?
Я подняла руку, на которой висели полотенца, одновременно прикрывая ею лицо, и пропела по-испански:
– Towelettas.
– А-а. – Он прикрыл дверь и сбросил цепочку со щеколды. Потом распахнул дверь и, оставив ее так, сам направился вглубь номера.
Я вошла. Брайан не смотрел в мою сторону, его внимание уже снова переключилось на экран, он лишь кивнул влево, показывая мне, где ванная комната. По телевизору шел какой-то старый черно-белый фильм: мужчины сплошь широкоскулые, с напомаженными волнистыми прическами, а женщины – с бровями, выщипанными до толщины волоса. Выражение всех лиц было исключительно трагическое. Брайан вернулся на свое место перед телевизором и снова прибавил звук. Я зашла в ванную комнату и бегло оглядела ее. Какого-либо оружия, молотков-гвоздодеров или ножей-мачете видно не было. Крем от загара, шампунь и щетка для волос, фен, безопасная бритва. По-моему, парню и брить-то еще было нечего. Возможно, он просто учился ею пользоваться, как не достигшие зрелости девочки учатся носить бюстгальтеры.
Я положила полотенца на туалетный стол рядом с умывальником, вышла из ванной и уселась на постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115