Просыпаться отчаянно не хотелось.
Из сна вытащил голод. Голод вампиров, с большой буквы.
Ляля причесывалась и вздыхала. Женя смотрел на нее сочувственно.
— Плохо, сестренка?
— Налей мне вина глоточек…
— Совсем нестерпимо?
Ляля снова вздохнула. Закрутила белокурый хвостик резинкой. На ней были самые узкие и короткие Женины брюки, которые отыскались — старые вытертые джинсы, подвернутые снизу. Поверх джинсов — футболка с футбольным логотипом. В таком виде уже можно на улицу. Особенно вечером. Не вечернее платье Княгини — но можно.
Ей ужасно хотелось на улицу, и Женя это отлично чувствовал. Его тоже тянуло выйти из дома с ужасной силой, в комнате казалось душно и тесно, но он знал — это желание демона. Человеку внутри него на улице будет плохо. Вопли, предсмертные неслышные вопли…
— Пойдем погуляем, а? — Ляля примеряла Женину куртку, слишком большую, но большая — не маленькая, даже стильно. — Ну, просто походим, а?
Ну да, просто походим.
— Сейчас позвоню — и пойдем.
Женя придвинул поближе телефонный аппарат.
— Алло… это я, теть Надь… Ну да. Насчет того же. Вы как, сегодня придете?.. А можно не крольчат, а больших кроликов? Пару?.. Да гости у меня, теть Надь, а что там — один крольчонок на такую ораву… Ага, спасибо, я подойду минут через двадцать пять… Ага, до свидания.
Когда он повесил трубку, Ляля уже завязывала шнурки на туфлях.
— Ты идешь?
— Иду я, иду — куда я денусь…
Женя запер дверь в квартиру. На лестнице было душно и темно, зато улица встретила дивным вечером. Осенний терпкий настой тополей, березового листа, увядающей травы, земли, мелкого дождя был так нежен, так сладок, так ласкал душу, что Ляля замерла у входа в подъезд в восхищенном трансе, только глазея вокруг и вдыхая запах ночного города. Женя ее не торопил. Ему было знакомо это состояние — он и сам дышал медленно и глубоко, смакуя октябрь, как драгоценное вино.
— У, здорово, — пробормотала Ляля, с трудом придя в себя через несколько минут. — А почему это так… как бы… Ну…
— У тебя восприятие поменялось, — сказал Женя. — Ты теперь чувствуешь острее.
— А я думала, вампиры вообще ничего такого не чувствуют. Только злость.
— Ну да. Это у тебя после голливудских фильмецов такое мнение сложилось, ангел мой? Бред собачий. Кто каким был при жизни, таким и в Инобытии будет. А злиться нам с тобой пока как будто не на кого.
— Не знаю, — проговорила Ляля задумчиво. — Не уверена.
— Ладно уже, философ с хвостиком. Пойдем, а то кроличья мама нас не дождется.
Кролики были как серые одуванчики. Они сидели в большой круглой корзинке веселой тетки в пуховом платке. Тетка улыбнулась Жене приветливо.
— Сестренка твоя?
— Сестренка…
— Ты, вон, предложи сестренке — пусть вырастит да разводит. Если все равно кроликов готовите…
— Хорошо бы, да негде нам, тетя Надя. В коммуналке живем.
— Только что в коммуналке…
Ляля сгребла кроликов в объятия. Женя попрощался и пообещал звонить. Оба, не сговариваясь, быстро проскочили переход в метро и вылетели на улицу с бьющимися сердцами, будто сбежали с места преступления. Пролетели освещенное яркими рекламными огнями пространство, автобусную и троллейбусную остановку, строй ларьков — и оказались как-то сами собой на заросшем кустами пустыре, куда почти не долетал уличный свет.
Ляля замедлила шаг и остановилась. Кролики притихли в ее руках. Женя подошел ближе.
— Ты чего затормозила? Что-то не так?
Ляля сосредоточенно молчала, пристально глядя, как кролик подергивает пучками усов, шевелит бархатным треугольником носа… Ее лицо постепенно делалось удивленным и потерянным.
— У меня что-то странное во рту… — перевирая звуки, как человек, жующий резинку или пытающийся нащупать языком больной зуб. — Что-то не то…
— Ничего особенного. Просто клыки… того… ну… вытягиваются. В порядке вещей. Ты вампир или не вампир?
Ляля беспомощно посмотрела на Женю снизу вверх.
— Может, домой пойдем?
— Боишься?
— Жалко. Ручные совсем…
«Сейчас заплачет».
— А есть хочешь?
— Еще как… Жень, а может, мороженое купим…
— Ты хочешь мороженого?!
— Нет… мне кролика жалко… Может, курицу…
— Мертвую? Замороженную? Я ж тебе говорил…
— Он так нюхает…
— Слушай, кончай это дело. Пойми: пройдет пара дней — и ты так проголодаешься, что тебе будет все равно, кого убить. Подождем?
Из уголка глаза Ляли через щеку потекла блестящая капля. Она протянула одного кролика Жене, а второго, всхлипнув, поцеловала сперва между ушей, а потом — в шею… Ее лицо сделалось сосредоточенным и отрешенным одновременно. Занятая собственными ощущениями, она не слышала влажного треска шкурки, хлюпанья и хруста в двух шагах от себя.
Ляля с трудом оторвалась от кроличьего тельца и посмотрела на Женю. Тот смущенно облизнул губы, швырнув в кусты какой-то маленький предмет, показавшийся Ляле кроличьим черепом. Принялся тереть окровавленные руки носовым платком.
— Тепло… и вкусно, очень вкусно, знаешь. Даже мало. Еще бы одного кроличка…
— Хорошего понемножку, вегетарианка. Дорвалась.
— Я ж не думала, что будет так вкусно. Думала — гадость… А это как-то… даже внутри щекотно. И тепло. Может в другой раз купим по паре?
— Знаешь, у тети Нади не кролиководческая ферма. Но если узнаем, где их еще можно брать — без проблем. Слушай, мы уйдем отсюда или тут жить, останемся?
Ляля вздохнула, с сожалением положила на землю мертвого кролика, облизалась и взяла Женю за руку.
— Пойдем, конечно.
Когда пустырь остался позади, стало хорошо. Шел десятый час вечера, дул южный ветер, лицо облекало влажное, молочное, сырое тепло. Мир был — дождь, мокрый асфальт, мокрые деревья, мокрые стены, капли на стеклах, мир напоминал размытую сепию или расплывающуюся фотографию с четырехлучевыми звездами мокрых фонарей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89