Здорово оно все-таки стало нежилым в последнее время. Вроде бы чисто, а все равно как-то… В гараж Лешка переселился, вот что. И все из-за того же. Из-за того, что стыдно перед Маргошкой. Дожили.
Марго смотрела с фотографии с легкой улыбкой. И волосы у нее развевались, и загорелые плечи были низко открыты, и глаза блестели.
Лешка моргнул, снова моргнул, борясь со слезами, которые некстати сами собой поднимались откуда-то снизу. Вытащил из чулана точило. Достал из пластикового сундучка со столовыми приборами Маргошкину серебряную ложку. Мысленно прикинул длину ручки. Сантиметров пятнадцать-двадцать, а больше никому и не надо.
Навести и заточить лезвия было делом пяти минут. Серебро — мягкий металл. Только держать заточку получилось неудобно. Но — на один раз хватит.
Лешка успел завернуть ложку в салфетку и сунуть в карман, а точило запихнуть обратно, перед тем, как в дверь позвонились.
Явился.
Лешка включил телевизор, поймал ночной канал и уселся в кресло.
Он позвонил еще раз, потом, судя по всему, прошел через дверь. Секунду возился в коридоре. Вошел в комнату, уже босой и без куртки. Сел на пол рядом с креслом, положил ладошки на подлокотник.
— Я думал, ты в гараж поехал.
Мне плевать, что ты думал.
— Ты сердишься, да?
Много чести на тебя сердиться.
— Леш, понимаешь, у Вечных своего рода закон… не оставаться в долгу… а Дрейк…
— Слушай, ты можешь оставить меня в покое?! Просто на некоторое время заткнуться, а?!
— Леш, мне просто не хотелось, чтобы на нем мой след остался. Пусть он там… сам по себе…
— Отвали.
Встал, постоял пару минут над душой. Взял с комода свернутый плед, бросил на диван. Сходил на кухню. Кагора хлебнуть — звякнул бутылкой об стакан. Вернулся, лег, повернулся лицом к стене.
Лешка выключил телевизор, взял какую-то книгу, раскрыл на середине, замер, бессознательно бегая глазами по строчкам. Слышал, как он дышит. Его , похоже, бессонница мучила — не спалось бедняжке. Но примерно через полчаса бессмысленного рассматривания типографских знаков на одной и той же странице, Лешка осознал, что его дыхания уже не слышит.
Спит он крепко. Просто мертвецки.
Лешка встал с кресла тихо, так тихо, что сам удивился. Вытащил заточку из кармана, развернул, бросил салфетку. Подошел — даже Марго бы не проснулась, хоть и чутко спала — не говоря уж о нем .
Он лежал на правом боку, подсунув ладошки под голову. Удобно. И плед съехал куда-то ниже талии. Как по заказу.
Держать вправду было неудобно, но Лешка приноровился. И удар нанес коротко и точно. Просто удивительно, до чего точно. Будто месяц тренировался. В левый бок между ребер.
Честно говоря, Лешка ожидал каких-то кошмарных звуков, вспышек, обгорелых костей — но не было никакого воя, никаких воплей. Он только охнул, дернулся и открыл глаза. А закрыть не успел — так и остался лежать с открытыми, с ужасно удивленными открытыми глазами.
Лешка оставил заточку в ране. Отнял руку. Зеленый свитер слегка дымился по рваному краю — и явственно пахло паленым. Паленой плотью и паленой шерстью. И ладаном. От запаха ладана у Лешки заслезились глаза.
Лешка подошел к окну, открыл форточку. Передернулся от явственного ощущения взгляда в спину. Резко обернулся. Труп лежал на прежнем месте..Только теперь он был совершенно седой, седой как лунь — и по белой щеке из незрячего глаза медленно стекла и упала на подушку тяжелая темно-красная капля.
Холодный нестерпимый ужас сжал Лешкино сердце, скрутил желудок в тугой ком, набитый ледяными иглами — и на миг показалось, что волосы на голове шевелятся, как наэлектризованные. Лешка подумал, что ему надо было отрезать голову, вампирам отрубали голову, чтобы они не вставали — но тут же понял, что это он уже не сможет. Что подойти будет очень тяжело — потому что мутные мертвые глаза уставились в потолок, но видят Лешку, и видят каждую минуту, и спрятаться от этого взгляда невозможно.
И все-таки Лешка заставил себя подойти, подтащил негнущиеся чугунные колоды, которыми стали его ноги, протянул трясущуюся руку, выдернул заточку — и ткнул изо всех сил, еще, еще, еще раз — с силой, почти не глядя, куда придется. Ни капли злости не осталось — только панический ужас, дикая мысль, что он может очнуться, встать, седой, с мертвыми глазами, с кровавой слезой на щеке, и сделать что-нибудь такое, что иногда снится, и от чего просыпаешься в поту и с воплем. Этот ужас заставил Лешку превратить зеленый свитер в обгорелую дырявую тряпку, заляпанную черными сгустками, а то, что под свитером…
Изо всех сил стараясь не взглянуть случайно в его лицо, Лешка сорвал плед и набросил на его голову. Стало как будто чуть-чуть полегче, но только чуть-чуть. Содрогаясь всем телом, Лешка прикоснулся к трупу, ледяному даже через пестрый плюш, подсунул плед под него — и попытался приподнять мертвеца. Труп оказался не по-птичьи невесомым, как Лешка ожидал, а страшно тяжелым, просто неподъемным, как глыба льда, и таким холодным, что у Лешки против воли задрожала нижняя челюсть и зубы выбили дробь.
Весь трясясь от ужаса и напряжения, Лешка с чудовищным трудом волоком вытащил мертвеца в коридор, отпер дверь — и выволок этот материализованный кошмар на лестничную площадку. К прежнему ужасу добавился еще и страх перед соседями, которые могут заинтересоваться такой поздней возней на лестнице. Стало совсем худо — и Лешка, всхлипывая и подвывая от ужаса, торопясь, ушибаясь, сволок грузное тело с лестницы, распахнул дверь подъезда спиной, протащил труп по свежему снегу, оставив борозду и размазанные полосы черно-багровой крови.
Засовывать тело в багажник было некогда, тяжело и нестерпимо страшно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89