– Вовсе нет. Переводческая работа не обязательно связана с техникой. Вот и сейчас я; например, работаю с фирмой, которая хочет продать нам обувь.
– Как называется эта фирма?
– «Юнайтед шу». Американская компания.
– А с кем из этой фирмы вы работаете?
– С их начальником отдела по торговле с другими странами и его помощником.
– Как их зовут?
– Начальника – Рональд Джеймс, а помощника – Джеф Миллингтон.
– Когда в последний раз вы виделись с кем-либо из них?
– На прошлой неделе. Они приехали и уехали. Должны вернуться через месяц.
– Они чего-нибудь добились здесь?
– Ничего. Как вам известно, наш народ не может себе позволить носить иностранную обувь. «Скандал! Какой скандал – мы вынуждены покупать обувь за границей! Купите лучше что-нибудь у нас, – вот что обычно говорят в наших торговых организациях иностранцам. – Вот тогда мы и станем обсуждать закупки вашей обуви». Ну, а что у нас есть дельного предложить иностранной фирме? Ничего. Совершенно ничего! Вот уж действительно скандал, но так оно и есть.
Он удивился такому напору.
– Похоже, вы принимаете свои дела с бизнесменами слишком близко к сердцу, – промолвил он.
Она только фыркнула:
– Я принимаю близко к сердцу собственную обувь – вот и все тут.
Она села боком на стуле и выставила один сапог так, чтобы ему было видно.
– Я сломала каблук на нашем социалистическом тротуаре, здесь рядом, на улице Кирова. Наши тротуары ремонтируются безобразно.
– Но ведь и климат-то у нас какой неравномерный – то мороз, то жара!
– Ерунда. Я работала целый год в нашем консульстве в Канаде, где климат ничуть не лучше нашего. Так тротуары там не проваливаются, смею вас уверить.
Чантурия решительно воспротивился дальнейшему обсуждению порядков на Западе.
– Как вы оказались в кооперативном кафе «Зайди – попробуй» прошлой ночью?
– Меня привел туда двоюродный брат. Его приятель, Стонов, праздновал там свой день рождения и захотел, чтобы и я пришла.
– Ну, а раз, как вы сказали, Стонов не относится к вашим друзьям, почему же он пожелал увидеть вас в тот вечер?
– Не знаю.
– Его приглашение как-то связано с вашей дружбой с Максимом Николаевичем Градским?
Она посмотрела ему прямо в глаза:
– Не знаю.
– Как давно вы знаете Максима Николаевича?
– Около года.
– Хорошо. Расскажите, что вы видели в кафе.
Она вкратце рассказала о происшедшем и, как он знал теперь от других, рассказала довольно точно.
– Нападавшие действовали очень целенаправленно, – добавила она, – как при военной операции.
– А вам доводилось видеть военные операции?
– Конечно, нет. Это просто образное сравнение. Если что-то выводит вас из равновесия, то просто говорят, что против вас действовали целенаправленно. Методично.
– А того человека, которого убили, вы видели прежде?
– Нет, не видела.
– Что-нибудь в нем запомнилось вам?
– Я не понимаю, что вы имеете в виду. Безусловно, он иностранец…
– Вы уверены?
– Да, конечно.
– А что за иностранец, откуда?
– Не немец – я не уловила у него немецкого акцента. По-русски говорил очень прилично, но, по-моему, его родной язык – английский. У него английский акцент – как-то мягко у него получался звук «юс». Но я все же близко к нему не подходила и не прислушивалась.
– А что он говорил, вы не слышали?
– Только заказы официанту.
– Как он вел себя с официантом?
– Что вы имеете в виду?
– Не было ли в его поведении чего-то странного? Чего-то такого, что заставило бы вас подумать, что он из такой-то или такой-то страны?
Поставить вопрос в такой форме Чантурия решил после допроса Стонова. Может, ничего примечательного в поведении убитого и не было, но иногда даже из ничего наблюдательный и умный человек может вынести кое-какое впечатление.
– А-а. Поняла, – она задумалась и, похоже, расслабилась. – Он вел себя с официантом не так, как ведет немец или англичанин. Думаю, что он американец.
– Почему вы так думаете?
– Американцы походят на русских: не заносятся перед официантами, относятся к ним по-дружески.
Чантурия сделал запись в блокноте.
– А женщина, которая была с ним, она тоже иностранка?
– Нет, она русская.
– Что она делала во время нападения и после него?
– Я как-то особо не присматривалась. Я не следила за ней, я следила за налетчиками. Она закричала… нет, не закричала, точнее, пронзительно взвизгнула, издала какой-то свистящий звук, когда они ударили его ножом. Что произошло потом, не знаю. Все мы вылетели как пробки на улицу, а ее там не было.
– Налетчики – можете описать их?
– Вижу свое объяснение перед вами. Я уже описала их для следователя.
– Да, оно у меня. Но, может быть, вы сможете добавить кое-что.
Она отрицательно покачала головой.
– Как заявляют другие свидетели, один из налетчиков говорил с акцентом. Вы заметили это?
– Да.
– Можете ли вы сказать, что у него грузинский акцент?
Она посмотрела на него. Что-то мелькнуло в ее глазах – что же? Нет, не опасение, не страх. Только настороженность.
– Не знаю.
– Вы же переводчица. У вас особый слух на язык. Да, я тоже грузин. Но мне нужно знать всего лишь ваше мнение как профессионала.
– Я сказала бы, что у него грузинский акцент.
– Ценю вашу помощь.
Чантурия опять что-то черкнул на бумаге. Пока он писал, она сказала:
– Да, еще одна примечательная особенность.
Он посмотрел на нее:
– Да? Какая же?
– Грузин, если он им окажется, прихрамывает. Чантурия внимательно смотрел на нее.
– Никто не упомянул об этом.
– Он старался не показать этого. Но я все же уверена, – сказала она с улыбкой. – Это мое мнение как профессионала. Я танцовщица. Вернее, была танцовщицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116