Они с Юрием ушли служить в армию, а я в это время вышла замуж за другого и ошиблась в человеке… Да Юрий вам рассказал об этом.
– За кого-то, кому понадобилась московская прописка?
– Не совсем так, хотя Юрий и считает, что так, потому что он обо всех судит по себе. Вот он бы так поступил.
– Вы говорили, что ушли от мужа?
– Да.
– А официально не развелись?
– Нет. Мы пока никак не соберемся оформить все это. У меня сил на это не хватает. Давайте лучше не будем говорить о моем неудачном замужестве.
– Давайте вообще не будем говорить на эту тему.
– Вообще-то кое-что из того, что говорил Юрий, правда. Отчасти правда. Я и замуж-то вышла, потому что не видела другого способа отказать Диме. И не развелась до сих пор по той же причине: я всегда могу сказать ему, что у меня уже есть муж.
– Ладно, оставим эту тему.
– Если вы услышите обо мне всякие гадости, не верьте им.
– В таком случае, нет ли еще чего-то такого, в чем вам хотелось бы признаться?
– Не смейтесь надо мной, ну пожалуйста.
– Поверьте, я вовсе не смеюсь.
– Я думаю, что Дмитрий и впрямь думал о самоубийстве, когда узнал о моем замужестве.
– Это когда он упал под танк?
– Да.
– Неужели правда?
– Командование сообщило, что произошел несчастный случай. Он заснул на танке на марше и упал. А вот Юрий считает, что он пытался покончить с собой.
– Сплетник он, ваш брат.
– У него каменное сердце, – вздохнула Алина. – Я все стараюсь и стараюсь уговорить себя, что люблю его – ведь он мой брат, но никак не могу.
Снова защелкал соловей.
– Можно мне задать вам один вопрос, – робко спросила она.
– Разумеется, можно.
– Вы… женаты?
– Я? – удивленно переспросил Мартин.
Ее голос звучал как-то нерешительно – то ли это был вопрос, то ли утверждение.
– Я… Мне просто интересно. Как бы это сказать? Я имею в виду… Как сложилась ваша жизнь. Есть ли у вас жена… Она здесь… в Москве?
– Я не женат.
– А-а.
– Я был одно время женат. Но это было давно. Наоми – он теперь и вспомнить-то ее не мог. У нее было какое-то свое понимание жизни, наивное и сентиментальное, присущее скорее героиням романов восемнадцатого века. Но теперь это уже не казалось ему столь важным, как в ту пору.
– Какая она?
– Не от мира сего, чопорная, просто профессорского вида.
Трудно описывать внешний вид женщины из романов восемнадцатого века.
Какая же она? Страстная, когда не напускала на себя заумный вид; заумная, когда хотела походить на страстную. Потом она окончательно вошла в роль и перенеслась на два века назад.
– Вы любили ее?
– Когда-то, думается, любил.
Он сильно сомневался, что сдержанность среднего Запада может сравниться с широтой русской любви. Вряд ли можно даже пытаться их сравнивать.
– А сейчас вы кого-нибудь любите?
– Нет («Только раз бывает в жизни…»). Нет, пока нет. Была в прошлом Мэллори. Она приезжала к нему в Москву на месяц, а не выдерживала и недели. Пожив чуть-чуть в лагере социализма, она никак не могла примирить свои убеждения с реалиями московской действительности.
Тепло Алининого плеча передалось и ему.
– Ну, а что мы теперь будем делать? – спросила она.
– Ну что же… нам выпала неплохая возможность немного подурачиться.
– Нет, не то. Я имею в виду рассказ Юрия. Вы что, и вправду готовы отвалить ему миллион долларов?
– Черт побери, откуда я знаю! Вы же понимаете, что это не мое дело. Поди догадайся, сколько заплатит ЦРУ за такую информацию, если они сочтут ее стоящей? А вообще-то, ваш брат прав: надо сделать все, чтобы ядерное оружие не попало в плохие руки.
– А вот насчет немного подурачиться – что это такое?
– Извините, не понял?
– Я хочу знать, что значит «немного подурачиться»? Вы говорите как-то не по-русски.
– Ну что ж, это значит… получать удовольствие от общения с другим человеком.
– Как же?
– Ну вот, например, я своим плечом касаюсь вашего. Пока он пояснял, она отодвинулась от него.
– А вы и не заметили?
– Заметила. Но думала о другом, – она опять прижалась к нему. – Это и есть «подурачиться»?
– Не совсем так. Это лишь начало.
– А что потом?
– А то, что ваша мама наказывала вам никогда не делать.
– А-а.
– Не хотите ли попробовать? Лишь ради укрепления международного сотрудничества, разумеется.
– Да, хорошо бы. Ради международного сотрудничества.
– Ну, разумеется. Тогда повернитесь сюда.
Она повернулась к нему. Ее лицо было близко-близко. Глаза ее потемнели и расширились.
– Так все и начинается?
– Да, все начинается так, – и он нежно поцеловал ее.
Она раздвинула губы, и он ощутил, как ее язык коснулся его губ и продвинулся глубже. Она крепко обняла его.
А соловей в это время заливался вовсю. Он пел какую-то печальную песню и тут же переходил на веселую. Мартин подумал, что он будет петь долго-долго.
Ее теплые груди прижимались к его груди. Одну грудь он взял в руку, но она отодвинулась. Тогда он неуклюже попытался расстегнуть на ней блузку, но левой рукой не справился, а правая была в гипсе. Она поцеловала его забинтованную руку и сама помогла расстегнуть пуговицы. На полоске бюстгальтера между грудями у нее был пришит матерчатый цветочек, и он прикоснулся к нему губами. Затем он расстегнул бюстгальтер и снял его, а она расстегнула блузку до конца, и он почувствовал, как она прильнула к нему. Она прижала свои груди к его телу и стала медленно водить ими по его животу, а он целовал ее и не мог оторваться.
– Это и есть «подурачиться»? – тихо спросила она, прижимаясь губами к его уху.
– А разве твоя мама не наказывала тебе никогда этого не делать?
– Вот этого-то как рал не наказывала.
– У тебя довольно свободомыслящая мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116