Черкасов сильно волновался за судьбу спектакля, у которого было немало недругов. Однако зрители овацией выразили свое одобрение любимому поэту и любимому актеру.
Хотя Черкасову, как замечал в своем отзыве на спектакль поэт Михаил Дудин, было «бесконечно трудно действовать в мертвой схеме», он, играя смело и вдохновенно, достиг большего, чем достоверности, — правды характера своего героя. Дудин писал: «Черкасов — Маяковский естествен и в гневе, и в раздумье, и в задумчивости скрытой грусти, и на самых верхних нотах гражданского пафоса. Роль, как видно, не из простых, и все-таки Черкасов штрих за штрихом создает образ живого Маяковского, человека мятущейся души, художника, прокладывающего всей мощью своего таланта новые дороги в искусстве».
Опытный режиссер сумел пронизать постановку стремительностью действия, энергично ведя зрителя от одного острого эпизода к другому, драматизируя идейные споры Маяковского со своими противниками. Но статичность главного образа, лишенного автором подлинного драматизма, вялость слабой пьесы постановщику и исполнителям не удалось полностью преодолеть.
В спектакле оказалось невозможным избежать стилистической чересполосицы. Актеры вслед за Черкасовым «дописывали» свои роли, старались превратить малокровных персонажей пьесы в живых людей. Б. Фрейндлих, игравший поэта Иннокентия Хромова, интересно и тонко показал, что этот «аристократ духа» полон ненависти к демократическому искусству и презрения к народу. Запоминающимися были такие жизненные персонажи из комсомольской среды, как участник гражданской войны Алеша Синяков и работник редакции комсомольской газеты Марина в талантливом исполнении И. Горбачева и В. Вельяминовой.
Пьеса, однако, не давала возможности выстроить весь спектакль на психологической основе. Петров это понимал и, никак не ограничивая актеров, объединил разрозненные сцены формой зрелищного агитационного спектакля, умеренно стилизуя принципы «театра Маяковского».
Наибольшей удачи режиссер добился в седьмой картине, где публицистический характер спектакля проявился наиболее цельно. Выступление Маяковского в рабочем клубе показывалось сначала как театр в театре, воображаемый зрительный зал шумел за кулисами. Затем режиссер смелым приемом переносил действие в подлинный зал. Поэт выходил на авансцену и обращался со стихами прямо к зрителям, посылал летучие реплики своим оппонентам в партер и ложи, где были рассажены актеры. Тут уже не было места психологическим тонкостям, лирическим ноткам. Крупным эпическим жестом, «скульптурной» осанкой Черкасов создавал выразительный образ поэта революции. Временами он был излишне монументален, параден, но благодаря внутренней наполненности никогда не казался напыщенным. Зрителей охватывало ощущение, что перед ними человек огромного таланта, выдающаяся личность.
Роль приносила Черкасову большое удовлетворение. Преображаясь в Маяковского, он испытывал сильный душевный подъем. Возможность выступить вместе с Б. Фрейндлихом на клубной сцене МГУ в студенческом спектакле «Они знали Маяковского» показалась ему заманчивой.
Студенты встретили артистов на Внуковском аэродроме, откуда все поехали прямо на репетицию. Два «гастрольных» спектакля состоялись при переполненном зале. Это был не только шефский урок высокого актерского искусства, данный самодеятельному коллективу мастерами академической сцены. Народный артист Черкасов не переставал учиться у жизни и внимательно наблюдал, чем привлекает Маяковский комсомольцев пятидесятых годов. Об этой поездке Черкасову напоминали потом юбилейный университетский значок и фотографии: два «Маяковских», стоящих рядом, — он и студент Ю. Овчинников.
Тогда Черкасов сумел быть на сцене молодым даже рядом с юными исполнителями. Но больше он не искушал актерской судьбы и, помня о своем шестом десятке, за молодых героев не брался.
Своеобразный, хотя и неровный спектакль «Они знали Маяковского» шел на сцене Театра имени Пушкина около трех лет. Он определенно держался на стойком зрительском интересе к актеру и изображаемому им поэту.
Большие изменения, происшедшие в советском обществе в пятидесятые годы, восстановление ленинских норм в нашей жизни расширили творческие горизонты Черкасова. Его деятельная натура художника объединяла в себе огромный опыт мастера, сердце патриота и сознание гражданина, мудрость много повидавшего на своем веку человека. Он жаждал большого творческого труда. Но обстоятельства складывались для него далеко не самым благоприятным образом.
Черкасова не задевало, что в газетных материалах о Театре имени Пушкина его имя с одного из первых мест стало отодвигаться на шестое-седьмое. Вкусивший великую славу, он искренне радовался творческим успехам Ю. Толубеева, А. Борисова, В. Честнокова и других своих товарищей по сцене. Душе художника было свойственно чувство соревнования, но она не омрачалась завистью.
Единственно, что всегда оскорбляло развитое нравственное чувство Черкасова, глубоко его огорчало, — это непорядочность, вероломство. Нашлись люди даже среди тех, кто ему был многим обязан, которые полагали, что его звезда закатилась, и бестактно давали ему это понять.
После спектакля о Маяковском у Черкасова около трех лет не было новых ролей. Это тревожило его. По одышке и другим проявлениям наступавшей болезни он догадывался, что жить на сцене ему осталось не так уж много. А проходившая в театре перестройка репертуара была длительным и сложным делом. Многие намеченные постановки не состоялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132