Дом выглядел так, словно в нем побывала орда одетых в звериные шкуры гуннов. Разнесенная в щепки дверь криво висела на одной петле, осколки стекла, разлетевшиеся из сломанной оконной рамы, блестели по всей лужайке. На крыльце белела какая-то скомканная тряпица. Приглядевшись, Катя узнала в ней свои трусики.
«Вот дерьмо, — подумала она о водителе „Шевроле“. — Когда же он успел?»
Оттолкнув с дороги обломки двери, на крыльцо вышел человек, одетый, несмотря на жару, в темно-серый строгий костюм и черный галстук. Его великолепно начищенные туфли сияли на солнце, а темные очки сверкали отраженными бликами. Он белозубо улыбнулся прямо в ствол Катиного пистолета и представился:
— Я агент Мартинелли, ФБР. А это агент Джонс.
— Где? — автоматически спросила Катя, но тут же поняла, где, — еще до того, как улыбчивый агент Мартинелли указал глазами на что-то за ее спиной.
Она обернулась и увидела агента Джонса, стоявшего метрах в трех от нее и целившегося ей в голову из пистолета.
* * *
Самолет коснулся бетона взлетно-посадочной полосы мягко, почти незаметно, с удивительной для такой громадины легкостью, и побежал по ровной, слегка рубчатой поверхности — сначала стремительно, но постепенно гася скорость, пока не остановился совсем.
Катя почти не слышала того, что говорила стюардесса, — это был обычный бред по поводу погоды за бортом, местного времени и прочей ничего не значащей чепухи. Последовавшее в заключение пожелание приятно провести время в Москве заставило ее криво улыбнуться, и только: в отличие от всех остальных пассажиров огромного аэробуса, ее в Москве ничего приятного не ожидало, но рвать на себе волосы по этому поводу она не собиралась. Кто-то когда-то, давным-давно, еще в прошлой ее жизни, сказал ей, что Бог — не фраер и видит все, просто до всего сразу у него не доходят руки. «Что ж, — решила Катя в тот самый момент, когда увидела направленный на себя пистолет агента Джонса, — наконец-то у него нашлась свободная минутка, чтобы заняться мной. В конце концов, я ждала этого три года — вполне достаточно для того, чтобы соскучиться. До поры кувшин воду носит, и не все коту масленица... Господи, как я ненавижу народную мудрость! Просто я устала, — думала она, безучастно глядя в иллюминатор, за которым виднелось только голое поле аэродрома с торчащими в отдалении хвостами самолетов. — Устала ждать, устала бояться, устала есть эту их пластмассовую пищу, ходить по их пластмассовым улицам и видеть их целлулоидные улыбки. Агент Джонс... Подгребли бы они ко мне с этим делом годика три назад... Места там тихие, уединенные... Интересно, нашли бы их в конце концов или нет? А теперь... А, будь что будет!»
Обиднее всего было то, что американцам было наплевать на ее прошлое. Они о нем не знали и знать не хотели. Каким-то образом им удалось докопаться до того, что ее въездная виза была фальшивой, и с этого момента для них перестало иметь значение что бы то ни было, и в первую очередь такие проблемы, как Катин счет, с которого кто-то выкачал все до последнего цента, равно как и Катин дом, в тот же день буквально вывернутый наизнанку неизвестными грабителями. Это было очень странное стечение обстоятельств — настолько странное, что Катя даже не удивилась, спокойно разделив ответственность за то, что случилось, между Богом и дьяволом. Оба этих высокопоставленных джентльмена явно имели что-то против Кати Скворцовой, и Катя не возражала, полагая, что у них есть на это право. Хуже всего была ослепительно сиявшая улыбка агента Мартинелли — он выглядел так, словно, изловив Катю, осуществил свою заветную мечту, и поэтому Катя, изловчившись, опустила одно очень ценное колечко в карман его дорогого пиджака. Он вряд ли согласился бы принять его в подарок, даже если бы рядом не было угрюмого Джонса, все время озиравшегося по сторонам с таким видом, словно он жалел, что они не прихватили с собой пару набитых солдатами грузовиков, но Кате очень хотелось, чтобы кольцо было у него. Конечно, обнаружив в кармане этот сувенир, Мартинелли мог попросту выбросить его или избавиться от него любым из тысячи других способов, но, зная характер сувенира, Катя очень сильно сомневалась в том, что улыбчивому агенту удастся принять такое решение или любое другое, но самостоятельное решение.
Это была месть в духе прежних хозяев кольца, но Катю она вполне устраивала — в конце концов, Мартинелли ее тоже не пожалел.
Она поднялась со своего места последней — спешить было некуда — и неторопливо двинулась к выходу из самолета, гадая, будут ее встречать, или процесс распада в здешних краях зашел уже так далеко, что про нее просто-напросто забыли. На боку у нее висела спортивная сумка, в которой лежали зубная щетка, тюбик пасты, расческа и смена белья — на предложение Мартинелли собрать вещи она ответила вежливым отказом, да и собирать после визита грабителей было особенно нечего.
На верхней ступеньке трапа она остановилась и посмотрела вниз. Встречающие были видны за версту — от двух сержантов и возглавлявшего троицу лысоватого жердяя в коротковатом цивильном пиджаке так и веяло родной российской безнадегой: привет, Скворцова, а мы тут прямо заждались. Катя вздохнула почти с облегчением: можно было перестать волноваться, поскольку ее судьба теперь была решена на много лет вперед... А может быть, вместо долгих лет ей отпущены короткие недели, которые потребуются на то, чтобы вынести ей приговор и привести его в исполнение... «Да наплевать», — сказала себе Катя и стала неторопливо спускаться по трапу. Надо было быть полной дурой, чтобы надеяться на то, что о ней забыли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120