— Вставай, пошли отсюда.
— Лучше побежали, — сказала она, хватаясь за его ладонь и с трудом поднимаясь на ноги. — Второго раунда я уже не выдержу — убью кого-нибудь к чертовой матери.
— Урою, суки, — прорычал бородатый, тяжело вставая с колен и все еще держась за промежность.
Сутулый тихо выл, прижав ладонь к переломанной ключице, а усатый уже сидел на тропинке, бессмысленно моргая и ощупывая челюсть.
Бегун рванул Катю за руку, и они бросились бежать, оставив позади поле бранной славы. По дороге Катя с удивлением обнаружила, что у нее в ладони все еще зажат нож, и на ходу зашвырнула его подальше.
Выскочив из сада на улицу, по другой стороне которой тянулся длинный ряд поставленных торцами к дороге девятиэтажек, они остановились, переводя дыхание.
— Спасибо, — сказала Катя. — Как вас зовут, сэр рыцарь?
Бегун некоторое время молча смотрел на нее, шмыгая разбитым носом.
— Обалдеть можно, — сказал он наконец. — А где истерика?
— Истерика была там, — ответила Катя, кивая в сторону сада. — А теперь-то что же... Так ты предпочитаешь сохранить инкогнито?
— Да какое инкогнито, — отмахнулся бегун. — Обалдел просто... Андреем меня зовут.
— От чего же ты обалдел? — спросила Катя. — Вот я действительно обалдела, когда ты драться полез. Я думала, на самом деле так не бывает.
— Да черт его знает, бывает или нет, — пожав плечами, сказал Андрей. — Я, кстати, тоже удивился, когда ты не убежала. Добрые дела, как правило, наказуемы. По сценарию мне полагалось сейчас валяться, откинув копыта... так что это еще большой вопрос, кто кого должен благодарить.
— Ой, только давай без реверансов, — сморщилась Катя. — И давай куда-нибудь идти, а то стоим тут, как эти...
— Тут кафе неподалеку, — сказал Андрей. — Зайдем?
— В кафе? — переспросила Катя. — На чашечку кофе, значит?
— Можно даже с коньячком, — сказал ее спаситель. — Рановато, конечно, но ради такого случая...
— Слушай, — сказала Катя, — а штаны надеть ты не хочешь? Я уж не говорю про то, что у тебя вся физиономия в крови, но без штанов тебя в кафе просто не пустят.
Андрей посмотрел вниз и схватился обеими руками за свои синие спортивные трусы, словно опасаясь потерять и их.
— Мать моя, мамочка, — удивленно сказал он. — Вот так фокус...
Он вдруг принялся хохотать, охая и морщась от боли в разбитых губах, и Катя, не удержавшись, присоединилась к нему. Они стояли и хохотали, держась за животы, и случайные прохожие обходили стороной странную парочку.
— Вот черт, — сказал Андрей, отсмеявшись. — Как же мне теперь до дома добраться с таким фасадом? Два квартала...
— Пошли, — решительно сказала Катя.
— Куда?
— Куда надо. Йодом буду тебя мазать. Ты сам сказал, что добрые дела наказуемы.
— Ну, нет, — моментально становясь серьезным, сказал Андрей. — Йод — это уже лишнее.
— Поговори у меня, — с угрозой сказала Катя. — Я точно не помню, но зеленка у меня, кажется, тоже есть.
— О, Господи, — вздохнул Андрей. — Лучше бы они меня там убили... Ладно, веди... садистка.
Глава 8
Повреждения оказались поверхностными — глядя на них, трудно было поверить, что нанесены они озверевшими от боли и ярости мужчинами, совершенно утратившими контроль над собой. Когда Андрей вышел из ванной, где смывал с лица пот, кровь и грязь, Катя усадила его на табурет в кухне и принялась колдовать над его лицом.
Аптечка у нее была богатая — с некоторых пор она уделяла этому вопросу особое внимание. Взглянув на разложенные на кухонном столе зловещие причиндалы, Андрей сделал несчастное лицо.
— Может, все-таки не надо? — со слабой надеждой спросил он.
— Надо, Федя, — бессмертной цитатой ответила Катя, — надо.
— Слушай, — со вздохом сказал Андрей, покорно усаживаясь на придвинутый Катей табурет, — как тебя хоть зовут-то? А то помру во время операции, и жаловаться будет не на кого...
— Катя, — представилась она, поворачивая его голову к свету, чтобы получше рассмотреть разрушения.
— Катя, — медленно произнес он, словно пробуя имя на вкус. — Красивое имя. Мне оно всегда нравилось, но до сих пор у меня не было ни одной знакомой Кати.
— Перестань болтать, — строго сказала Катя, обрабатывая перекисью глубокую ссадину над его левой бровью. — Ты двигаешь лицом и мешаешь мне работать.
Эта строгость была в значительной мере напуск-вой и относилась скорее к самой Кате, чем к ее пациенту. В голове у нее слегка шумело, как после бокала шампанского, и во всем теле ощущалась подозрительная легкость. Это оказалось чертовски приятно — держать его двумя пальцами за твердый, слегка шершавый от проступившей щетины подбородок и легкими прикосновениями смоченного перекисью ватного тампона промывать его ссадины, стараясь не сделать больно. От него едва ощутимо пахло потом и какой-то очень мужской косметикой, в которой Катя разбиралась слабо. Это был стопроцентно мужской запах, совсем не отталкивающий, а скорее наоборот, и... ну да, чего уж там! — он-таки кружил Кате голову — совсем чуть-чуть, сразу же оговорилась она... не вслух, конечно.
Работая, ей то и дело приходилось прижиматься бедром к его голому плечу. Плечо было твердое, упругое и ощутимо горячее, и голова от этих прикосновений кружилась еще сильнее. Катя поймала себя на том, что работает все медленнее и все чаще прижимается к его плечу, и заторопилась. «С ума сошла, — думала она, заклеивая ссадину на щеке тонированным пластырем. — Обалдела, как девчонка...»
— Ну вот, — сказала она, налепив последний кусочек пластыря и поспешно отступая в сторону, чтобы разорвать этот непрошено установившийся контакт. Ноги оказались неожиданно слабыми, словно набитыми ватой, а губы ни с того ни с сего пересохли, и слова получились хрипловатыми, словно Катя только что обрабатывала не пустяковые царапины, а, как минимум, проводила операцию на сердце или разгружала вагон с цементом на Москве-Сортировочной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120