Бабай даже не думал вступать в переговоры — автомат в его руках шепеляво залопотал, плюясь свинцом и разбрасывая пули широкой щедрой, дугой по всему вестибюлю, уродуя строгие панели, раскалывая мраморную плитку и высекая из пола облачка каменной пыли и острые стрелы мелких злых осколков. Когда длинная очередь иссякла, Катя еще какую-то долю секунды стояла неподвижно, уверенная в том, что уже мертва, а потом одним плавным движением навела пистолет на Бабая, точно зная, что попадет — не может не попасть! — прямо между глаз. В том, как пистолет лежал в руке, было полузабытое ощущение абсолютной правильности, полного отождествления оружия со стрелком — это была верная смерть, и Бабай каким-то образом тоже почувствовал это.
— Нет! — неприлично высоким, тонким голосом выкрикнул он, закрываясь автоматом. — Нет, еха-ный бабай!
Катя выстрелила, и пуля выбила автомат из Бабаевых рук. Бабай завизжал и, тряся ушибленными кистями, бросился вглубь ресторана. Катя поспешила следом. Вся эта кутерьма наверняка всполошила весь персонал клуба... Конечно, вряд ли кто-то стал бы вызывать милицию, но Голова мог ускользнуть, тем более, что его людские ресурсы, похоже, были исчерпаны — это все-таки был ночной клуб, а не военная база, и сколько бы людей ни работало на Щукина, Катя никогда не видела здесь больше троих-четверых охранников, даже ночью, в разгар веселья. Так что теперь время становилось тем фактором, который решал все, и его, как всегда, катастрофически не хватало.
Она вбежала в ресторан, успев заметить, как мелькнул в дверях кухни светлый пиджак Бабая. Катя не стала тратить время на преследование струсившего охранника, хотя и понимала, что в будущем это может обернуться осложнением... Впрочем, сейчас ей было не до гаданий на кофейной гуще.
Ресторан был пуст, только в углу сцены сгрудились Гошины «священные коровы», сейчас, как никогда, напоминавшие испуганное стадо, да сам Гоша стоял перед сценой лицом к Кате, взволнованно теребя в руках свои очки с толстыми стеклами. Когда Катя ворвалась в зал, «коровы» завизжали, вызвав у нее вспышку раздражения: она считала, что человек все-таки не должен до такой степени уподобляться травоядным, а Гоша нервным движением нацепил на нос очки и нерешительно поднял руки вверх, как какой-нибудь битый фриц. Однако, разглядев Катю, руки он опустил и даже помахал ей розовой колобковой ладошкой — не так, чтобы очень уж радостно, но все же довольно миролюбиво.
— Привет, лисичка, — сказал он, кривовато улыбаясь. — Так это ты устроила здесь переполох?
— Здравствуй, Колобок, — ответила Катя, останавливаясь и опуская пистолет. Ей вдруг захотелось присесть за свой столик и выпить коньяку. Возбуждение внезапно схлынуло, оставив только боль в ноге и дрожь в сжимавших «стечкин» ладонях. Катя чувствовала, что, несмотря на недавно принятую ванну, опять пропотела насквозь, как солдатская портянка. — А ты все мучаешь животных? Слушай, Щукин у себя?
— Странный способ приходить на прием к начальству, — осторожно съязвил Гоша. — Впрочем, это не мое дело. Да, Щукин у себя.
— Ну, не сердись, Колобок, — отлепляясь от стены, сказала Катя. — Я же не виновата, что он не хочет меня видеть... по крайней мере, живой.
— Вон что, — со вздохом проговорил Гоша. — Так может, тебе помочь?
— Ага, — сказала Катя, сворачивая в неприметный служебный проход, — будь так добр: если он как-нибудь вырвется от меня и побежит через зал, крикни ему: «Бу!»
— Как хочешь, — печально сказал вслед ей Гоша и, повернувшись к танцовщицам, вяло махнул рукой. — Все по домам. Сегодня выступления не будет.
Катя ворвалась в кабинет Щукина без стука и остановилась в дверях — растрепанная, вспотевшая и очень злая, сжимая обеими руками наведенный прямо в лоб ее бывшему работодателю пистолет с глушителем.
— Приветики, — слегка запыхавшимся голосом сказала она, обоими большими пальцами взводя курок.
— Доброго здоровьичка, — в том же неуместно шутливом тоне откликнулся Щукин. — Выглядишь просто великолепно. Значит, пришла поквитаться с Головой? Молодец. Проходимость у тебя, как у легкого танка. Может, поговорим?
— Думаю, что не стоит, — сказала Катя. — Твоя готовность отвечать на вопросы говорит только о том, что тебе зачем-то нужно потянуть время. Увы, у меня лишнего времени нет, так что разговора не получится.
— Печально, — сказал Щукин. — Что ж, тогда, как я понимаю, пора прощаться.
Катя слишком поздно обратила внимание на то, что его руки во время разговора находились под столом — в конце концов, далеко не каждый может замечать и, главное, верно истолковывать все подряд, без разбора. Зловещий смысл упущенной ею детали дошел до нее лишь тогда, когда под столом глухо громыхнуло и пуля девятимиллиметрового калибра, пробив переднюю стенку массивного щукинского стола, словно тяжелым раскаленным бичом хлестнула ее по левому бедру. Голова хранил-таки в одном из ящиков стола пистолет и сумел им воспользоваться.
От боли и неожиданности Катя вскрикнула и успела трижды нажать на курок, прежде чем простреленная нога подвела ее и она упала на пол, выпустив пистолет из ослабевших рук. С того места, на котором она лежала, опираясь на локоть и плача от боли и облегчения, ей был отлично виден оставшийся сидеть в своем кресле Щукин. Ей казалось, что видимость даже чересчур хороша — не было совершенно никакой необходимости так детально разглядывать то, что осталось от лица Алексея Петровича после трех кучных попаданий. Конечно, кто к нам с мечом придет, тому собачья смерть на роду написана, но, с другой стороны, это зрелище все-таки было не для слабонервных, и Катя вдруг вспомнила, как ее рвало, выворачивало наизнанку, когда ее школьная подруга при ней глубоко вспорола ладонь консервным ножом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120