Это могло бы сработать — на него попало гораздо больше крови, чем ему казалось, если бы кто-то дал себе труд спуститься в канаву и заглянуть в кабину. Он лежал, ожидая хруста веток и шороха шагов, но вместо этого раздался негромкий стук и что-то округлое подкатилось к самому его лицу, слегка задев его щеку холодным краем.
Муфлон осторожно открыл глаза и посмотрел на эту штуковину. Штуковина лежала в сантиметре от его лица, все еще тихонько покачиваясь.
Он открыл рот, собираясь закричать, но не успел.
Граната взорвалась.
Глава 9
Заходящее солнце простреливало кабинет навылет, как вражеский снайпер. Косые закатные лучи, проходя между планками жалюзи, разлиновали стены и пол черно-красными полосами. Насыщенный табачным дымом воздух тоже был черно-красным, полосатым, и это было, черт возьми, красиво и как-то не по-российски цивилизованно. Раньше такое можно было увидеть разве что в каком-нибудь импортном кино про частных детективов в широкополых шляпах и их грудастых девок в облегающих платьях. Но то было раньше, а теперь косо светившее в кабинет сквозь щели в импортных жалюзи солнце было московским, и кабинет располагался в центре Москвы, и люди в кабинете сидели самые что ни на есть русские, но все равно черно-красные полосы на стене смотрелись красиво.
Вот только оценить эту красоту по достоинству было некому.
— Ох, дерьмо, — вздохнул Голова, прикуривая очередную сигарету и морщась от ее вкуса. — Ну, дерьмо. Вот так дерьмо.
— Ну, что ты заладил? — брюзгливо проворчал его собеседник. — Других слов, что ли, не знаешь?
— А зачем мне другие слова? — вяло удивился Голова. — Я релаксирую и для разнообразия называю вещи своими именами. Товар наш — дерьмо, и те, кто его вез — дерьмо, а уж те, кто их порешил, — и вовсе дерьмо. И сигареты твои — дерьмо, между прочим.
— Сколько платишь, такие и покупаю, — откликнулся собеседник. — А не нравится, кури свои.
— Жлоб ты, дорогой товарищ мент, — все так же лениво сказал Голова. — Царь Кащей. Это тебе, что ли, я мало плачу? Так вот, ты тоже дерьмо после этого. Так же, впрочем, как и я. Налей-ка.
— Во-первых, я тебе не мент, — сказал собеседник Головы, дотягиваясь до полупустой литровой бутылки и наполняя рюмки. — А во-вторых, цивилизованные люди во время деловых разговоров не пьют. По крайней мере, в таких количествах.
— С эпитетом «дерьмо», заметь, ты не споришь, — сказал Голова, беря рюмку.
— А я не гордый, — послышалось в ответ. — Только ментом не величай, потому как я в другой конторе работаю, и ты это отлично знаешь.
— Знаю, знаю... Ну, ты как там, готов? Тогда давай... за все хорошее.
— Хорошего мало.
— Вот за то, что осталось, давай и выпьем, — сказал Голова.
Они выпили. Голова не стал закусывать вообще, а его собеседник поднес к носу кусочек шоколада, понюхал и положил на место.
— Кстати, — сказал он слегка перехваченным голосом, — о том, что осталось. Сколько еще у тебя этой дряни на складах?
— Семечки, — отозвался Голова, затягиваясь сигаретой. — Тонны полторы. А почему тебя это вдруг заинтересовало?
Через его лицо, как полумаска, протянулась темная полоса густой тени, и оттуда, из этой полосы мрака, на собеседника неожиданно остро и недобро сверкнули два оранжево-красных огонька. Тот невольно вздрогнул, но сразу взял себя в руки: конечно же, это было отражение закатного луча, а не то, что ему почудилось спьяну.
— Мой шеф явно что-то затевает, — ответил он. — Я никак не могу узнать, что именно, но все признаки налицо.
— Какие признаки?
Голос звучал остро, совсем трезво, и от него по коже бежал холодок. «Куда до нас этим самым цивилизованным людям, — с легкой тоской подумал стукач. — Стакан водяры, и хоть бы хны, семерых трезвых за пояс заткнет».
— Тихий он стал, — ответил он, — спокойный. Ласковый даже. Со всеми за ручку, по имени-отчеству... Про здоровье спрашивает. Раз начал про здоровье спрашивать — это верняк. Какую-то подляну он затевает. Страшно мне, Голова...
— Страшно ему... Дитя малое, мать твою, — по-прежнему лениво сказал Голова. — Мне не страхи твои нужны, а информация. Может, последний груз — его работа? Ну, что ты молчишь? За что я тебе плачу, а?
— А кто тут платит? — деланно изумился стукач. — Ты что, совсем обнищал, поллитрами с людьми рассчитываться начал?
— Ты не шути, — предупредил Голова, — так ведь и дошутиться можно. Ты, насколько я знаю, один раз уже дошутился. Сто раз тебе, дураку, говорили... Ну, это ладно. Бабки — вот. — Он помахал в воздухе неизвестно откуда взявшимся веером банкнот. — За что я их должен тебе отдать?
— Твой груз уделал не мой шеф, — заговорил стукач. — Это вообще не наши. То, что осталось после взрыва и пожара, конечно же, попало к нам. Расследование проводил... в общем, один сопляк, он у нас недавно. Молодой, землю роет... Ну, ты знаешь эту сучью породу. Раньше служил в уголовке.
— О, — с преувеличенным уважением сказал Голова, — это спец. Как это его к вам занесло? По инвалидности, что ли?
— Не знаю, — огрызнулся стукач, — и знать не хочу. Ты слушать будешь?
— Икскьюз ми, — сказал Голова. — Сорри, ай эм хэви дранк. Поливай дальше.
— Кончай придуриваться, — сказал стукач. — Весело тебе? Сейчас вообще обхохочешься. Только деньги вперед.
— На, — сказал Голова, перебрасывая ему разлетевшиеся веером купюры. — За хорошую шутку ничего не жалко. Ну, и что же накопал этот твой инвалид?
— Погоди, — собирая деньги и пряча их в карман, сказал стукач. — Ты выпить не хочешь?
— Не хочу, — сказал Голова. — Точнее, хочу, но не сейчас. Кончай темнить, как цыганка на вокзале. Говори.
— Как хочешь, — сказал стукач, пожав плечами. Он плеснул себе из бутылки и залпом проглотил содержимое рюмки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120