Ник чувствовал ее, знал, что она по-прежнему там. Скрытая и погребенная от испуга. – Они и до меня хотят добраться. Если они казнят Кордона, то потом пойдут дальше и выметут нас всех, даже мелюзгу вроде меня. И мы отправимся в лагеря – в эти проклятые, вшивые, вонючие лагеря для интернированных – на Луну. Ты знал о них? Туда-то мы и отправимся. Мы – Низшие Люди. А не ты.
– Я знаю об этих лагерях, – сказал Ник.
– Ты собираешься меня выдать?
– Нет, – покачал головой Ник.
– Они все равно до меня доберутся, – с горечью проговорил Дзета. – Они годами составляли списки. Списки в милю длиной, даже на микрокассетах. У них есть компьютеры; у них есть филеры. Каждый может оказаться филером. Каждый, кого ты знаешь или с кем ты когда-то общался. Слушай, Эпплтон, – смерть Кордона будет означать, что мы боремся не просто за политическое равенство, а за само наше физическое существование. Ты понимаешь, Эпплтон? Возможно, я не слишком тебе по вкусу – видит Бог, мы не очень-то ладим друг с другом, – но неужели ты хочешь, чтобы меня прикончили?
– А что я могу сделать? – спросил Ник. – Не могу же я остановить ПДР.
Дзета выпрямился, его коренастое тело оцепенело в мучительном отчаянии.
– Ты мог бы умереть вместе с нами, – сказал он.
– Хорошо, – ответил Ник.
– Хорошо? – Дзета уставился на него, пытаясь понять. – Что ты имеешь в виду?
– Я сделаю все, что могу, – отозвался Ник. От сказанного у него перехватило дыхание. Теперь все было кончено: у Бобби не оставалось никакого шанса, и династии нарезчиков протектора суждено было продолжаться и дальше.
«Мне следовало бы выждать, – подумал он. – Как-то уж слишком легко это произошло со мной; я даже не ожидал – толком-то я этого до сих пор не понимаю. Наверное, все из-за того, что Бобби провалился. И все-таки я здесь, и я говорю об этом Дзете. Дело сделано».
– Давай зайдем ко мне в кабинет, – хрипло выговорил Дзета, – и откупорим бутылочку пива.
– У тебя есть спиртное? – Этого Ник и вообразить не мог, наказание могло быть слишком велико.
– Мы выпьем за Эрика Кордона, – сказал Дзета, и они пошли.
Глава 6
– Никогда раньше не пил алкоголя, – сказал Ник, когда они сели за стол друг против друга. Его охватило какое-то поразительно странное чувство. – Все время читаешь в газетах, что люди от этого становятся одержимыми, подвергаются полной деградации личности, поражается их мозг. По сути…
– Просто запугивание, – сказал Дзета. – Впрочем, верно, поначалу тебе не следует торопиться. Пей не спеша; пусть оно там уляжется.
– А какое наказание следует за распитие спиртного? – спросил Ник. Он вдруг обнаружил, что ему стало трудно выговаривать слова.
– Год. Окончательно, без возможности досрочного освобождения.
– И дело стоит того? – Комната вокруг него стала казаться нереальной; она потеряла свою вещественность, свою конкретность. – А разве не формируется привыкание? В газетах пишут, что, один раз попробовав, человек уже никогда…
– Да пей ты пиво, – прервал его Дзета; он отхлебнул из своего бокала, опорожняя его без видимых трудностей.
– Знаешь, – пробормотал Ник, – что скажет Клео насчет того, что я выпил?
– Жены все такие.
– Не думаю. Это она такая, а некоторые не такие.
– Да нет, все они такие.
– Почему?
– А потому, – ответил Дзета, – что муж для них – только источник материальных средств. – Он рыгнул, скроил гримасу и откинулся на спинку вращающегося стула, зажав в здоровенной ручище бутылку пива. – Для них… ну вот, смотри. Скажем, у тебя есть какая-то машина – какой-нибудь хитрый, замысловатый механизм, который приносит тебе кучу юксов, если работает как следует. Теперь предположим, что этот механизм…
– И что, жены действительно так относятся к мужьям?
– Точно. – Дзета снова рыгнул, кивнул и передал Нику бутылку пива.
– Но это же не по-человечески, – сказал Ник.
– Точно. Клянусь твоей багрово-зеленой жопой – так оно и есть.
– Я думаю, что Клео беспокоится обо мне потому, что ее отец умер, когда она была еще совсем маленькой. Она боится, что все мужчины… – Он искал нужное слово, но не мог его найти; его мыслительные процессы были теперь сбивчивыми, туманными и необычными. Он никогда раньше не испытывал ничего подобного, и это напугало его.
– Да не беспокойся, – сказал Дзета.
– Я думаю, Клео какая-то пресная, – пробормотал Ник.
– Пресная? Что значит «пресная»?
– Пустая. – Он махнул рукой. – Или, я хотел сказать, пассивная.
– Женщины и должны быть пассивными.
– Но это служит помехой… – Он споткнулся на этом слове и почувствовал, что краснеет от смущения. – Это служит помехой их взрослению.
Дзета наклонился к нему.
– Ты все это говоришь потому, что боишься, что она тебя не одобрит. Ты говоришь, что она «пассивная», но ведь теперь-то, в этом случае, тебе как раз это и нужно. Ты хочешь, чтобы она шла еще дальше; то есть одобряла то, что ты делаешь. Но зачем вообще ей рассказывать? Почему она должна об этом знать?
– Я всегда ей все рассказываю.
– Зачем? – громогласно вопросил Дзета.
– Я обязан так поступать, – ответил Ник.
– Когда мы допьем это пиво, – сказал Дзета, – мы с тобой кое-куда смотаемся. Где, если нам повезет, мы сможем подобрать кое-какой материал.
– Ты имеешь в виду материал о Низших Людях? – спросил Ник и почувствовал, как в груди у него похолодело; он понял, что его затягивают в опасное предприятие. – У меня уже есть брошюра, которую один мой знакомый расценивает как… – Он замолчал, не сумев выстроить фразу. – Я вообще не собираюсь рисковать.
– Ты уже рискуешь.
– Но этого достаточно, – сказал Ник. – Вполне. Сидеть здесь, пить пиво и разговаривать, как мы разговариваем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79