Им хорошо, и для Мацека этого было вполне достаточно; он нехотя принялся за свою похлебку, жадно прислушиваясь к разговору.— А правду сказать староста, — начала хозяйка, — зачем вам тащиться с коровой в такую даль, к Гжибу?— Да он хочет ее купить, — ответил Гроховский.— Может, и мы купим.— Так бы оно и следовало, — вмешался Слимак, — девка у нас, пускай бы была и ее корова.— А ведь верно, Мацек, так бы оно и следовало? — повторила за мужем хозяйка, обращаясь к батраку.— Ого-го! — засмеялся Мацек, причем горячая похлебка потекла у него по подбородку.— Что правильно, то правильно, — вздохнул Гроховский. — Это и сам Гжиб так же рассудил бы: туда, дескать, и идти корове, где живет девка.— Вот и продайте ее нам! — подхватил Слимак.Гроховский опустил ложку на стол, а голову на грудь. С минуту он раздумывал, наконец произнес, словно покоряясь судьбе:— Ну, так и быть! Раз уж вы решили, придется вам корову отдать, ничего не поделаешь. У кого девка, у того и корова — тут и толковать нечего.— Только вы сбавьте хоть сколько-нибудь, — поспешила вставить хозяйка заискивающим тоном.Староста снова призадумался.— Видите дело-то какое, — проговорил он. — Кабы скотина была моя, я бы сбавил. А ведь это добро убогой сироты, что осталась без отца, без матери. Как я ее обижу? Вы, стало быть, дайте мне тридцать пять рублей бумажками да рубль серебром за повод, и пускай корова остается у вас.— Уж очень деньги большие, — вздохнул Слимак.— Но и корова — заглядение, — возразил староста.— Деньги-то лежат себе в сундуке и есть не просят.— Но и молока не дают.— Ради этой коровы придется мне у пана луг заарендовать.— Оно и выгоднее, чем покупать сено.Наступило долгое молчание, неожиданно прерванное Слимаком:— Ну, кум, говорите последнее слово…— Я сказал: тридцать пять рублей бумажками да рубль серебром — и забирайте корову. Гжиб будет в обиде на меня, ничего не поделаешь, но вас-то я должен уважить. Девка у вас, пускай и корова у вас.Хозяйка убрала со стола посуду и вышла в чулан. Через минуту она вернулась, неся бутылку водки, две рюмки, а на тарелке копченую колбасу и вилку с выломанным зубом.— Будьте здоровы, кум, — сказал Слимак, наливая водку.— Пейте с богом.Выпили, затем молча принялись жевать сухую колбасу, отложив вилку на тарелку. При виде водки Мацеку стало до того приятно, что он даже потихоньку вздохнул. Потом сунул обе руки за пазуху и чуть заметно выдвинул ноги из-под лавки. Ему пришло в голову, что в эту минуту староста и хозяин, должно быть, очень счастливы, и он тоже почувствовал себя счастливым.— Право, не знаю, как быть, — говорил Слимак, — брать ли корову или не брать? Цену вы заломили такую, что у меня всякая охота пропала.Гроховский беспокойно заерзал на стуле.— Кум, голубчик, — сказал он, — золотой мой, как мне быть: ведь добро-то сиротское. Магде я непременно должен купить землю, хоть того ради, что баба блажит.— За морг с вас не возьмут тридцать пять рублей, земля теперь дешевая.— Стала дорожать. В нашей волости хотят какую-то новую дорогу прокладывать, так немцы скупают землю.— Немцы? — повторил Слимак. — Да они уже купили Вульку.— Что ж, продадут ее другим немцам, а сами перейдут поближе к нам.— Были у меня нынче в поле два немца и все что-то выспрашивали, да я не понял, чего им надо, — сказал Слимак.— Вот видите! Сюда норовят залезть. А стоит осесть одному, как за ним потянутся другие, словно муравьи на мед, — вот земля и дорожает.— Да они знают ли крестьянскую работу?— Еще как знают!.. Барышей-то немец больше получит, чем мужик, хоть он тут и родился, — ответил Гроховский.— Чудно!— Ого!.. Немцы — они умные. Они скота много держат, клевер сеют, а зимой ремеслом промышляют. Нет, мужику против них не устоять.— Любопытно бы знать, какой они веры. Говорят они между собой, как евреи.— Вера у них получше еврейской, — сказал староста, подумав, — но не то что католическая, куда там! Костел у них такой же, как у нас, с органом и скамейками. Только ксендз у них женатый и ходит в сюртуке, а в главном алтаре, где место богу-отцу, у них стоит один распятый Христос, как у нас на паперти.— Стало быть, вера их хуже нашей.— Хуже, — подтвердил Гроховский, — они и царице небесной не молятся.— Ох, царица небесная! — прошептала хозяйка.Слимак и Гроховский набожно вздохнули, а Мацек перекрестился.— Как их еще господь бог милует! — заметил Слимак. — Пейте, кум.— За ваше здоровье. А что ж господу их не миловать, раз у них скота много? Скот — он всему основа!Слимак задумался и вдруг хлопнул ладонью по столу.— Кум, староста! — воскликнул он с воодушевлением. — Продайте мне корову!— Продам! — ответил Гроховский и тоже хлопнул по столу ладонью.— Даю вам… тридцать… один рубль… ей-богу, только по дружбе.Гроховский обнял его.— Кум, дайте мне тридцать… ну, хоть тридцать четыре рубля бумажками да рубль серебром за повод.В горницу осторожно скользнули набегавшиеся вволю ребята. Хозяйка налила им похлебки и отвела в дальний угол, велев сидеть смирно. Они и в самом деле все время сидели смирно, только Стасек один раз свалился с лавки, а Ендрек получил от матери тумака. Зато Магда притаилась, как мышка, а вздремнувшему Мацеку привиделось во сне, будто он сидит в боковушке на стуле со спинкой и пьет водку. Батрак чувствовал, как водка ударила ему в голову, как, захмелев, он развалился не хуже Слимака и во что бы то ни стало хотел поцеловать старосту!.. Вдруг он вздрогнул и, смущенный, очнулся.Из боковушки доносился запах водки, чадила догорающая плошка. Слимак и Гроховский сидели рядышком.— Кум… староста… — говорил Слимак, стуча кулаком по столу. — Я дам тебе, сколько ты пожелаешь, говори, стало быть… последнее слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79