— Так в чем же дело?Он внушительно пожал плечами.— В скуке. Бездельничать на словах — это одно, на практике — совсем другое. Четыре года, свободных от работы — звучит привлекательно. Но вообрази четыре года однообразия. Четыре года застоя. — Он испустил оглушительный вздох. — Я устал, сынок... устал от отдыха.Я изучал его, словно ключевое вещественное доказательство на суде, который может повернуться в любую сторону.— Если вы говорите о таких адвокатах, как Мэлоун и Донован, — заметил я, — то это «небольшое дельце», должно быть, весьма крупное.Серые глаза сверкнули, он походил на огромного морщинистого карлика.— Достаточно большое, чтобы вытеснить с первых страниц газет дело маленького Линдберга, которое ты расследуешь.По спине у меня пробежал холодок, и совсем не от вентиляторов под потолком.Наклонившись вперед, я проговорил:— Шутите?.. Неужели дело Мэсси? Полуулыбка сменилась полным, во весь рост оскалом. Он выглядел не так, как я помнил его с детства: верхняя вставная челюсть была намного лучше его настоящих зубов.— Я никогда не был в Гонолулу, — объявил он так, будто мы обсуждали содержание брошюры бюро путешествий, а не скандальное уголовное дело. — Никогда не был в той части Тихого океана. Говорят, она обладает особым очарованием.Судя по тому, что я читал, в деле Мэсси не было ничего очаровательного. Талия Мэсси, жена морского лейтенанта, расквартированного в Перл-Харборе, была похищена и изнасилована, она указала на пятерых «туземцев» как на своих мучителей, мужчины были арестованы... но присяжные так и не пришли к единому мнению, предполагалось повторное слушание.Мать Талии Мэсси, миссис Фортескью — она играла роль матроны в местном обществе, — вместе со своим зятем Томасом Мэсси устроила похищение одного из подозреваемых, надеясь заставить его признаться. Но, находясь у них «в заключении», он был убит, застрелен, и теперь миссис Фортескью, лейтенант Томас Мэсси и два матроса, которых они сговорили помочь в этом сомнительном предприятии, должны предстать перед судом по обвинению в убийстве. Похищение сына Линдберга действительно уже было вытеснено с первых страниц бульварных газет смесью секса, насилия и расовых столкновений, куда как нельзя лучше вписалось и дело Мэсси. Газеты Херста сообщили о том, что за год на Гавайях происходит до сорока изнасилований белых женщин, и нарисовали картину «плачевной» ситуации в «Тихоокеанском саду» Америки. Добропорядочные граждане всей страны всколыхнулись из-за рассказов о бандах туземных выродков, которые сидят в кустах и только и ждут момента, чтобы выскочить и наброситься на белую женщину. Передовицы призывали власти принять решительные меры, чтобы обуздать преступления на сексуальной почве. Заголовки кричали о «тигеле зла» и навесили на Гавайи ярлык «дремлющего вулкана расовой ненависти». В новостях из Вашингтона сообщалось о слушаниях в Конгрессе и о переговорах в Белом доме относительно судебного законодательства.И великолепный случай для Кларенса Дэрроу не замедлил явиться.Покачав головой, я сказал:— Опять защищаете богатых, К. Д.? Стыдно.От смешка его впалая грудь дрогнула.— Твой отец разочаровался бы во мне.— Он не возражал, когда вы представляли Леба и Леопольда.— Разумеется, нет. Он тоже выступал против капитала.«За одним исключением», — подумал я.Его улыбка исчезла. Он пристально смотрел в запотевший стакан с водой, словно это было окно в прошлое.— Твой отец так и не простил мне то, что, выступая от имени шахтеров, анархистов, негров и профсоюзных деятелей, я не гнушался клиентами... сомнительного свойства.— Вы хотите сказать — гангстерами и взяточниками.Он поднял бровь, вздохнул.— Тяжелый человек, твой отец. Нравственный до предела. Никто не мог жить в точности по его стандартам. Даже он сам.— Но дело Мэсси... Если то, что я о нем читал, недалеко от истины, вы, естественно, должны выступать за другую сторону.Морщинистое лицо собралось складками.— Не оскорбляй меня, сынок. Нет такого дела, в котором Кларенс Дэрроу выступил бы на стороне обвинения.Но если и будет такое, то это дело Мэсси.Я спросил:— А как ваши друзья в Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения собираются...— У меня есть друзья в организациях, — отрезал он, — но ни одна организация мне не друг.— Сноб. Но разве эта миссис Фортескью... кажется, так ее зовут?Дэрроу кивнул.— Разве эта миссис Фортескью не из Кентукки или Виргинии или что-то в этом роде?— Из Виргинии.— И она организовала похищение, в результате которого был застрелен цветной, изнасиловавший ее дочь? Разве это не ставит Великого Друга Цветных на сторону суда Линча?..— Неслыханно, — проскрежетал он. Серые глаза метали молнии. — Ни один белый не отдал столько своего времени — и денег — на защиту негров, сколько я. Мои убеждения в отношении расового вопроса не подлежат сомнению.На старости лет Дэрроу стал обидчивым, а раньше всегда был вспыльчивым.— А разве вы сами не ставите этот вопрос под сомнение, К. Д., беря на себя такую защиту?Он вздохнул и покачал своей бадьеподобной головой, серая запятая над глазом изогнулась.— Ты одного не можешь понять, Натан, что я не виню тех, кто находится в плену расовых предрассудков. Нетерпимость у человека в крови.— Я знаю, помню. Я часто слышал ваши рассуждения, когда был ребенком. Тогда для меня это звучало весьма поучительно — «никто не заслуживает вины, никто не заслуживает доверия». Но мне нравится думать, что до некоторой степени я могу контролировать свою жизнь.— Думай на здоровье, сынок. Это полезно для детского воображения. — Он махнул официанту в красной куртке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102