Теперь же, совершив акт повторного отречения, он произнес полушутливым-полусерьезным тоном, «что сожалеет лишь о двух вещах, оставленных в Париже:о мессе и о своей жене. Что касается первой, то он постарается без этого обойтись, а вот без второй не может, да и не хочет обходиться».То был первый раз, когда он выразил беспокойство по поводу Маргариты.Он написал ей письмо, в котором извинялся за то, что покинул Лувр, не попрощавшись с ней, и поручил сеньору Дюрасу поехать за женой.Генрих III, который со дня побега Наваррца все никак не мог успокоиться, отказался отпустить сестру, говоря, что она является самым лучшим украшением его двора и что он не в силах расстаться с ней.Фактически же он превратил ее в пленницу. Несчастная не имела права выйти из своей комнаты, у дверей которой день и ночь находилась стража, а все ее письма прочитывались.В чем причина такого обращения? Официально Маргарита обвинялась в, организации побега своего мужа. В действительности же Генрих III подозревал Марго в том,, что она участвовала вместе с Наваррцем в заговоре в пользу их брата Франциска, герцога Алансонского, в которого сестра, Генрих хорошо это знал, была влюблена, и это опять и опять вызывало в нем жгучую ревность.Предпочитал ли король Марго своим милашкам? Никто не смог бы ответить на этот вопрос. Даже он сам. Но в душе он безусловно хранил волнующее воспоминание о тех минутах, когда он был ее любовником, и потому не мог вынести, чтобы кто-то другой обладал ею.На протяжении многих недель и даже месяцев он держал взаперти двадцатипятилетнюю молодую • женщину, не давая ей встречаться с мужчинами и принуждая ее к мучительному целомудрию, которое очень скоро привело ее в состояние полной потерянности.Стараясь отвлечься мыслями от того, чего ей больше всего не хватало, она попробовала заняться поэзией, древней литературой и музыкой; но ни Ронсар, ни Овидий, ни Клеман Жанекэн не смогли заставить ее забыть о том, чего требовала природа. К концу третьего месяца режима воздержания она превратилась в настоящую тигрицу, лишенную самца. Пронзительное желание, сжигавшее ее плоть, временами доводило ее до болей в пояснице, до невозможности сдержать какой-то нечеловеческий крик.«Без сомнения, на том месте, где у нее рос пушок, писал один современник, можно было при желании сварить яйцо, настолько там было горячо и даже жарко».Впрочем, эта необычная мысль никому не пришла в голову. Да и осуществление ее не принесло бы ни малейшего облегчения несчастной королеве, которая буквально каталась по полу, охваченная приступами истерии.Однажды на исходе сил Марго упала к ногам Генриха III и стала молить его о разрешении отправиться к своему мужу.Король смотрел на нее, а в глазах его вспыхивали злые молнии:— После того как король Наваррский снова стал гугенотом, — сказал он, — я не считаю разумным отпускать вас туда. То, что мы делаем, королева-мать и я, все это для вашего же блага. Я собираюсь начать войну с гугенотами и вырвать с корнем эту жалкую религию, которая причинила нам столько зла. И кто знает, не захотят ли они ценой вашей жизни нанести мне непоправимый удар за ту расправу, которую я собираюсь над ними учинить? Нет, вы ни за что туда не поедете.Несмотря на неусыпное наблюдение, под которым находилась Маргарита, ей удалось переслать записочку герцогу Алансонскому и сообщить, в каком ужасном состоянии ее удерживают в Лувре. Герцог пришел от этого известия в сильное волнение и отправил Екатерине Медичи протестующее письмо.Королева-мать тут же решила воспользоваться случаем. Она уже давно искала способ «нейтрализовать» Алансона. Теперь она подумала, что в обмен на свободу Маргариты ее мятежный сын покинет протестантов и откажется от противоборства с короной.Она предложила Генриху III вступить с герцогом в переговоры при посредничестве Маргариты.— Вы ведь знаете, как Франциск любит вашу сестру, — сказала она. — Она получит все, чего бы ни потребовала.Это было именно то, чего не следовало говорить королю.— Маргарита не выйдет отсюда, — ответил он сухо. Тогда Екатерина одна отправилась к герцогу Алансонскому. Но он категорически отказался вести какие бы то ни было переговоры, пока сестра его остается пленницей:— Я не могу вынести того, что она страдает, меж тем как я на свободе! — воскликнул он. Екатерина вернулась в Лувр ни с чем.— Я ничего не смогу добиться без Маргариты, — заявила она. — Надо, чтобы она поехала со мной; и при том все необходимо делать срочно, потому что у Франциска армия в шесть тысяч немецких наемников, которые вот-вот вторгнутся в Шампань, а вслед за этим пойдут на вас.Придя в ужас от услышанного, Генрих III на этот раз принял предложение матери, и Екатерина вместе с дочерью поехала в Шатоне, что неподалеку от Санса, на встречу с Алансоном.К тому времени бедняжка Марго была на грачи полного безумия: по ночам она кусала простыни, видела непристойные сны и произносила во сне очень игривые слова.Путешествие было для нее тягостным, так как их карету сопровождали красивые и потому в высшей степени соблазнительные офицеры, каждый из которых охотно успокоил бы ей нервы. Маргарите, однако, хватило сил не зазывать их в свои носилки, зная, что очень скоро ее мучениям должен наступить конец.Действительно, на следующий день вечером, после первых переговоров, когда все улеглись спать, она бесшумно выскользнула из своей комнаты и направилась к своему брату, который с жаром, вряд ли уместным в. данном случае, выказал ей более чем братские чувства.После этой ночи, принесшей Маргарите огромное облегчение, переговоры возобновились, и Алансон, уверенный в своих силах, выставил собственные условия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103