– Иногда мне кажется, что только мы, люди, портим эту красоту, хотя вместе с тем... – Она повернулась лицом к белому с золотом длинному фасаду дворца, поблескивающему в последних лучах закатного солнца. – Взгляните, на что мы способны, когда перестаем помышлять о разрушении.
Аромат цветов смешивался со свежим морским воздухом. Казя при каждой из бесчисленных придворных трапез пила вино, и оно необычайно обострило все ее чувства, которые теперь с невероятной ясностью доносили до ее сознания даже малоощутимый запах маленького листика, чуть слышный шепот падающей капли воды, далекую песню дрозда. По этой же причине она испытывала одновременно и грусть, и радость. Ощущала себя и свободной, как никогда, и пленницей этого волшебного места. Ей хотелось то петь, то плакать.
– Здесь я прикажу поставить еще один фонтан, каскадом. Я хорошо себе представляю, как он будет выглядеть: площадка в черно-белых квадратах, наподобие огромной шахматной доски, и падающая на нее вода. Парку следует придать более естественности, пусть он походит на английские сады такого рода. Ведь сейчас он точно скопирован с Версаля. А мне бы хотелось, чтобы у него было свое лицо.
Казя рассеянно слушала рассказ Екатерины о ее планах.
– Ах, язык мой – враг мой! Снова болтает, помимо моей воли! – И великая княгина оглянулась вокруг себя, как если бы среди низкорослых, высвеченных солнцем деревец кто-то мог прятаться и подслушивать ее. Но там, естественно, не было ни души, все шли далеко позади.
– Мне не пристало говорить, что то или это следует переделать. Пока, во всяком случае, не пристало, – тихо добавила она, в укор себе самой, качая головой.
Навстречу, хрустя гравием аллеи, гуськом шагали солдаты. Завидев великую княгиню, сержант, шедший во главе взвода дворцовой охраны, отдал отрывочную команду, его люди остановились как вкопанные. Словно каменные изваяния, стояли они с деревянными, ничего не выражающими лицами, глядя прямо перед собой поверх головы маленькой женщины с дружелюбной улыбкой на устах.
– Прекрасная ночь, Левашов! – сказала она.
– Точно так, ваше высочество! – Сержант в зеленом мундире и длинных черных гамашах скалой навис над Екатериной.
– Но слишком теплая, пожалуй. Мне кажется, в ваших красивых мундирах вы изнываете от жары.
– Точно изволите заметить, – на широкое гранитное лицо с трудом просочилась улыбка.
– Вы, вижу, идете с дежурства, не стану вас задерживать.
Отсалютовав, он повел взвод дальше. Екатерина проводила глазами высокие ладные фигуры солдат среди садовой зелени.
– Если бы не он, меня бы насмерть завалило бревнами и штукатуркой, – тепло сказала Екатерина.
– Да, Стас, Граф Понятовский рассказывал мне, – отозвалась Казя.
– Здание, словно карточный домик, рухнуло чуть ли не на головы нам. Это самое ужасное во всех домах, отстроенных в России. С виду они красоты необыкновенной, но Боже вас упаси прислониться слишком сильно к стене... Но мы пришли... Какой вокруг хаос! – Она развела руками.
Перед ними стоял Монплезир, небольшой дворец с обитыми плющом стенами и маленькими белыми окошками.
– Прелесть, правда, Казя? – Низкое одноэтажное здание окружал отдельный сад. – Вот где мне хотелось бы жить. Прежде всего, потому, что дом стоит прямо на море. В отсутствие ее величества императрицы мы с его высочеством часто наезжаем сюда на несколько дней. Это такая радость, нечто вроде пикника.
– К тому же пикника без взрослых.
– Именно, – рассмеялась Екатерина. Несмотря на умудренные жизненным опытом глаза Казн, было в ней нечто, что заставляло Екатерину чувствовать себя очень юной, как если бы они снова были детьми.
– О, Казя, у меня нет слов, чтобы выразить, как я рада, что вы рядом со мной. – Она села на маленькую простую скамейку среди кустов роз и потянула за собой Казю.
– Мне кажется, что в этих громоздких нарядах у нас весьма комичный вид.
Кринолины – пышные юбки на тонких обручах – широким колоколом встали вокруг каждой из них.
– В прошлую зиму, будучи в Ораниенбауме, я на рассвете ходила со старым рыбаком стрелять уток и надевала по этому поводу мужскую одежду – брюки и кожаный кафтан. Никогда в жизни у меня не было подобного ощущения раскованности, как в этом платье.
– Могу себе представить, – поддакнула Казя. Обязательные для придворных дам туалеты очень скоро надоели Казе, она с грустью вспоминала удобные юбки с рубашками и длинные свободные жакеты, которые носила в Зимовецкой.
– Но все же, – продолжала Екатерина, – выпадают, конечно, такие минуты, когда хочется выглядеть дамой. Станислав, например, желает меня лицезреть только в самых роскошных нарядах, не считая, конечно, тех минут, когда... когда... – Тут они обе расхохотались, вспугнув стаю белых голубей с зеленой черепичной крыши маленького дворца. Розовые от яркого еще заката голуби, покружив над Монплезиром, опустились обратно на крышу и огласили сад умиротворяющими гортанными звуками.
– О да, это в натуре мужчин – им подавай или все, или ничего.
Казя внезапно нахмурилась, лоб ее прорезала небольшая складка, руки затеребили голубой атлас платья.
– Пока мы одни, мадам, я хочу вам кое-что сказать. – Она опасливо покосилась на медленно приближающихся и смеющихся фрейлин. Кто-то из них кричал: «Смотрите, смотрите! Солнце падает в море».
Светило зашло за Кронштадтскую крепость, и, в конце-концов, кануло в розовые воды моря. В садах сразу о темнее, но небо еще хранило розоватый отблеск, равда настолько слабый, что голуби казались маленькими серыми привидениями.
– Оно прячется на один-два часа, не больше, – сказала Екатерина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120