— А слуга?
— Он разместился с конюхом, в конюшне.
— Превосходно,— сказал любимец королевы,— теперь скажи-ка: дорожишь ты своей шкурой?
Трактирщик задрожал.
— Если дорожишь,— продолжал Ренэ,— и если не
хочешь, чтобы тебя повесили на дереве напротив твоего
дома, то я советую тебе разбудить свою жену и детей,
если они у тебя есть.
— Боже мой,— вырвалось у испуганного трактир
щика.
-- Ты уведешь их из дома, и вы проведете остаток ночи под деревом или под стогом сена. Ночь теплая, и нужно умудриться, чтобы схватить насморк.
— Но, сударь,— пробормотал испуганный трактирщик, — вы выгоняете меня из моего собственного дома?
— Нет, но я прошу тебя предоставить его в мое распоряжение на несколько часов.
— А затем я могу вернуться сюда?
— На рассвете. У тебя вид порядочного человека, и я не позволю своим людям поджечь твой дом.
— Но, что же вы хотите делать здесь?
— Это уж мое дело. Предупреждаю тебя только, что если завтра, вернувшись, ты застанешь четыре трупа: двух дворян, мещанина и слуги...
— Так что же? — спросил трактирщик, который почувствовал, что волосы у него встали дыбом.
— Ты выроешь яму в твоем саду и закопаешь их.
— Но... а суд...
— Во-первых, он ничего не узнает. Во-вторых, если что и станет известно, то ты им назовешь мое имя. Меня зовут Ренэ-флорентиец.
По всей вероятности, имя это было хорошо известно трактирщику, потому что он тотчас же принял подобострастный вид, сменивший выражение ужаса, и, по-видимому, боязни за свою жизнь.
Любимец королевы-матери встал и сказал:
— Теперь поторапливайся и убирайся отсюда поскорее.
Ренэ сделал шаг к двери, должно быть намереваясь направиться к гайдукам, которых оставил на дороге.
Но не успел он еще отворить дверь, как на верхней ступени лестницы, которая вела из кухни на второй этаж, показался человек.
В руках у него был мушкет, из которого он прицелился во флорентийца.
Последний, онемев от ужаса, выпустил из рук дверную ручку, за которую уже ухватился.
Человек с мушкетом, то есть Генрих Наваррский, сделал три шага по направлению к Ренэ и сказал ему:
— Если ты не хочешь, чтобы я убил тебя, как собаку, негодяй, молчи и не двигайся с места.
Хотя у Ренэ-флорентийца была с одного бока шпага, а с другого — кинжал, но при нем не, было огнестрельного оружия, и он тотчас же понял, что его противник, которого он узнал сразу, пустит ему пулю в лоб, прежде чем он успеет вытащить кинжал.
Принц, не поворачивая головы и не сводя прицела с флорентийца, сказал:
— Ноэ, мой друг! Подойди-ка к этому господину.
Ноэ, стоявший позади принца, подошел к Ренэ, повелительно посмотрев в то же время на трактирщика.
— Как прикажите поступить с этим парфюмером? — спросил он насмешливым голосом.
— Прежде всего попроси его отдать шпагу, мой милый.
— Слушаю,— ответил молодой человек.
И затем, обратившись к Ренэ, он сказал:
... — Должен признаться, мой любезнейший господин, что вам не везет так, как бы это следовало любимцу Екатерины Медичи, вы попались в наши руки, как мышь в мышеловку. Отдайте мне вашу шпагу добровольно. Ренэ, вне себя от бешенства, сделал движение рукой, означавшее протест, и, казалось, приготовился обороняться.
— Берегись, Ноэ,— крикнул принц,— посторонись, я стреляю.
Флорентиец побледнел, но скрестил руки, а Ноэ отцепил шпагу, которую тот носил у пояса.
— Теперь отбери у него кинжал,— продолжал принц.
Ноэ взял кинжал так же, как и шпагу.
— А так как у господина может оказаться еще спрятанный где-нибудь нож или пистолет, то из предосторожности обыщи его, мой милый.
Молодой человек бросил к ногам принца шпагу и кинжал, обыскал Ренэ, губы которого покрылись от бешенства пеной, хотя он покорно стоял под наведенным на него дулом мушкета, затем вытащил из его кармана туго набитый кошелек и пергамент, который за минуту перед этим итальянец показывал несчастному трактирщику.
Принц опустил мушкет и сказал трактирщику:
— Возьми эти деньги. Этот господин забыл заплатить тебе за то, что ты дал ему возможность убить нас и увезти хорошенькую женщину, которая спит наверху.
Трактирщик дрожал.
— Бери же, дурак,— прибавил Ноэ,— по всей вероятности, этому господину скоро ничего не понадобится.
Ренэ почувствовал, что у него на лбу выступил холодный пот.
— Поищи нам крепкую новую веревку,— прибавил принц.
«Клянусь,— подумал трактирщик,— эти дворяне гораздо рассудительнее флорентийца, они платят мне. Как честный человек, я обязан служить им».
Трактирщик отвязал веревку, на которой в кухне сушилось белье.
Принц сказал Ренэ:
— Вас не убьют, если вы не будете кричать. Итак, стойте смирно и дайте нам связать вас. Но при первом же крике вы отправитесь к черту со всеми вашими маслами и косметиками.
Принц подал знак, и Ноэ дал парфюмеру подножку, а трактирщик схватил его за плечи. Трактирщик был невысокого роста, но коренаст, с силой быка он опрокинул на землю флорентийца и быстро связал его.
— Заткнуть ему рот? — наивно спросил он.
— Конечно.
Трактирщик вытащил свой платок и засунул его в рот парфюмеру.
— Готово,— сказал он.
Ренэ с бешенством катался по полу, пытаясь разорвать связывающие его веревки, и со злостью кусал заткнутый ему в рот платок.
— Теперь спусти этого господина в погреб и оставь его там на несколько часов, ну, и хотя бы до завтра.
Как в большинстве провинциальных трактиров, вход в погреб был из кухни, направо от конторки, на которой блестели оловянные горшки и глиняные кружки, вход в погреб был закрыт трапом, который трактирщик поспешил поднять.
— Взвали господина, — приказал Ноэ, — себе на плечи и опусти его в самый глубокий погреб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63