Мне даже показалось, что сейчас ты выглядишь более спортивно, чем в юности. Голубая тенниска подчёркивала загар и была тебе к лицу. Наверное, есть время следить за собой. Впрочем, ухоженный вид скорее говорил о семейном благополучии, и я от души порадовалась за тебя. Это же и усилило мою решимость открыться. Да, во мне есть некоторая толика жестокости, однако позже, узнав обо всем, ты оправдаешь меня и поймёшь, чем она вызвана. Ты убедишься, что мною двигала не злоба, а усталость.
Но лучше все по порядку.
— У вас есть дети? — неожиданно спросила англичанка, и я внутренне сжалась от этого вопроса — таким неделикатным и безжалостным он показался. Каково же было моё изумление, и, чего уж там! — нечто похожее на досаду, когда услышала, что у тебя прелестная двойня: десятилетние мальчик и девочка.
Ты вынул из брючного кармана бумажник и показал англичанке фотографию, которую, к сожалению, я не разглядела. Подумалось: может, это не твои дети, а жены? Понимаю негуманность моей досады, но что поделаешь: разум говорит одно, а чувства — иное. По крайней мере, я всегда отдаю себе отчёт в добропорядочности или злонамеренности своих чувств и мыслей.
Когда узнала, что в Интернополе ты не проездом и, следовательно, в этом небольшом городе я могу увидеть тебя с женой и детьми, захотелось немедленно уехать. Но дело в том, что я теперь связана с Интернополем более прочно, чем ты со своей супругой. Поэтому остаётся одно — эпистолярная исповедь.
Ну и жарища была в тот день! Хорошо, что ты не обращал на меня внимания, иначе заметил бы, как на моем лице потёк грим. Я вынула из сумочки пудреницу и украдкой привела себя в порядок, втайне завидуя естественной матовости лиц твоих собеседниц «О чем таком важном могут поведать ему эти пташки?» — устало подумала я. А ты сидел, не подозревая о том, что в трех шагах от тебя присутствует тайна, которая может разрушить твой многолетний покой.
Вскоре французы завели разговор, из которого я поняла, что они очень уважают в тебе специалиста по лечению последствий вируса «БД». Они были почтительны и неустанно хвалили применяемый тобою метод.
Знал бы ты, милый мой, как ударил по мне этот вирус. Нет, я вовсе не о той жуткой осени, когда чуть было не отправилась на тот свет. Я о другом. Только, пожалуйста, не перескакивай в нетерпении через страницы, я не желаю с размаху бить тебя дубинкой по голове. «Ты хочешь медленно зажимать мои пальцы в дверной щели?» — слышу твой сумрачный голос. Нет, милый. Просто мною овладели воспоминания, от которых так же трудно избавиться, как от надежды хоть к старости обрести душевный покой.
Я сидела, украдкой поглядывая на тебя, и пыталась угадать, что в этом профессоре осталось от того слегка легкомысленного молодого человека, не знающего, что такое разъедающая душу печаль и страх перед неизвестностью. Жизнь, несомненно, преподнесла тебе кое-какие уроки, размышляла я. И все же они, вероятно, не настолько серьёзны и глубоки, чтобы в корне изменить твою сущность, как это случилось со мною. Той Ирмы, которую ты знал, уже не существует. Как личинка превращается в куколку, куколка в гусеницу, а гусеница в бабочку, так и я к своим сорока прошла ряд удивительных перевоплощений.
Итак, я видела перед собой не моложавого профессора медицины, а студента-медика Дениса Букова, прекрасного теннисиста и гребца двухместной байдарки. Казалось, стоит снять зеркальные очки, подойти и ты снова потянешь меня в ближайшую дискотеку, где мы будем до упаду танцевать под грохот и цветные вспышки халтурного оркестрика.
Не раз приходилось видеть, как резко меняются лица людей, достигших чего-то значительного. Чем дольше я всматривалась в тебя, тем более убеждалась в том, что слава не испортила твоего лица. Но все-таки благополучие свой след на нем оставило. Вероятно, у тебя есть машина, просторная, многокомнатная квартира. По вечерам ты подрёмываешь у телевизора или играешь в шахматы с соседом. А может, с женой? Или она не интеллектуалка? Впрочем, тебе всегда нравились простушки-спортсменки. Я ведь тоже из их категории.
Все-таки благо, что будущее закрыто для человека. Не понимаю людей, хватающих за руки цыганок и прочих гадалок. Неужели им не страшно? Лично я предпочитаю путешествовать не в завтрашний, а во вчерашний день, как можно дальше стоящий от сегодняшнего. И цепь моего письменного обращения к тебе тоже в этом: вернуться в прошлое, чтобы яснее разглядеть тот шаг, который так круто изменил мою жизнь. Не думай, что плачусь, вовсе нет. Слезы давно иссякли. Я анализирую.
Возвращаюсь в лето, которое мы провели в Пицунде, у моих родственников. Впервые увидев тебя, дядя Гурам сказал: «Ну, Ирма, теперь интернационал нашего рода расширится». Если помнишь, мой отец — грузин, мать — коми. И вот теперь дядя Гурам имел в виду гипотетического ребёнка, в котором будет ещё и русско-украинская кровь.
Пицунда привела тебя в восторг. Ты восхищался цветением магнолий и ленкоранской акации, по полдня не выходил из моря и не мог налюбоваться знаменитыми пицундскими соснами. Дядя Гурам и тётушка Нино жарили в нашу честь шашлыки на дворовом мангале и угощали вином собственного изготовления. В саду, между стволами старых платанов, был подвешен гамак, и однажды вечером, качаясь в нем, ты сказал мне на ухо: «Ирма, я теперь знаю, что такое рай».
В тот вечер мы долго смотрели на звезды. Они, как птицы, сидели прямо на ветках ночных деревьев. Ты говорил, что со временем человечество найдёт себе новый дом, а старушке-Земле даст возможность отдохнуть и омолодиться. Ещё ты говорил, что по окончании института будешь работать в астрогородке, мол, есть такая возможность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85