— Девять часов. Не хотел будить тебя и пошел на пробежку.
— Боже мой, девять часов? Я никогда так долго не сплю!
— Это все из-за смены часовых поясов.
Мне хочется встать из постели, почистить зубы умыться. Убедиться в том, что у меня не размазана по всему лицу косметика, потому что я чувствую, что в глаза мне будто песка насыпали, — не смыла косметику вчера вечером! Но я не могу выбраться из-под одеяла, так как на мне ничего нет. И, хотя я теперь стройная, все равно стесняюсь разгуливать голышом перед кем-то, кого едва знаю. Пусть даже мы вместе спали. Это для меня слишком смелый поступок.
Вытираю глаза руками, надеясь избавиться от следов потекшей туши или подводки для глаз. Улыбаюсь Брэду своей самой сексуальной улыбкой.
— Чем хочешь заняться сегодня утром? — спрашивает он.
Чем я хочу заняться? Я все еще волнуюсь, что у меня пахнет изо рта, но потом решаю: подумаешь! Обнимаю его, прижимаю к себе и целую. По-настоящему. С языком.
Я и не думала, что это окажется еще лучше, чем прошлой ночью. Мне казалось, что вчера я испытала самый сильный оргазм в жизни. Но сегодня утром, в ярком солнечном свете, ощущения были острее. Интереснее, нежнее, забавнее. Я не подозревала, что можно разговаривать во время секса. По крайней мере, раньше я никогда не осмеливалась открыть рот: слишком велико было смущение. Но сегодня утром мы с Брэдом разговаривали, очень ласково. И смеялись — что стало для меня настоящим открытием, ведь до сегодняшнего дня мне не приходило в голову, что секс может быть смешным. Не смешным до колик, конечно, нет, просто забавным. Это меня и удивило.
— Джей-Джей, — тяжело дыша, произносит Брэд, откидываясь на спину, — ты — просто волшебница.
Я наклоняюсь над ним. Мои волосы падают ему на лицо. Нежно целую его в губы, наслаждаясь мыслью, что этот мужчина принадлежит мне. По крайней мере, пока.
— И что мы будем делать дальше? Как мы проведем остаток дня?
— Что ты имеешь в виду? — Брэд в панике; он подумал, что я спрашиваю, что мы будем делать с нашими отношениями.
Я начинаю смеяться.
— Что мы будем делать сегодня?
— О, да. М-м-м, после обеда мне нужно в спортивный клуб, проверить, как там дела. А пока можем позавтракать и пойти кататься на роликах.
— Отлично, — отвечаю я спокойным голосом, чтобы Брэд не заподозрил, что я наврала про ролики. Если мне придется встать на ролики, я выставлю себя пол ной идиоткой. Ну и что, зато это отличное упражнение для бедер. — Можно, я потренируюсь в твоем зале? Одного катания на роликах, боюсь, недостаточно.
— Конечно, — соглашается Брэд. — После обеда у нас занятия спиннингом. Уверен, тебе понравится.
— Спиннингом?
— Да, — смеется он, увидев, что я понятия не имею, о чем он говорит. — Спиннинг — это упражнения на велосипедном тренажере в очень быстром темпе. Очень тяжело, но зато потом чувствуешь себя потрясающе.
— Понятно, — отвечаю я. Звучит заманчиво, но, пожалуй, я буду делать те упражнения, которые хорошо знаю.
Мы встаем, принимаем душ и забираемся в машину Брэда. Немного катаемся по Санта-Монике, он хочет, чтобы я начала здесь ориентироваться. Брэд время держит руку на моем колене, и мне начинает казаться, что я в раю.
Вокруг — сотни людей, некоторые из них очень красивы, но большинство — совершенно обычные люди. Я удивлена — почему-то ожидала, что все жители Лос-Анджелеса похожи на кинозвезд. Но это не так: на одну красавицу приходится десяток женщин с ничем не выдающейся внешностью.
— Это — Променад Третьей улицы, — говорит Брэд, показывая на вымощенную булыжником улицу с магазинами и ресторанами по обе стороны. — По выходным здесь выступают уличные артисты, — останавливаемся у светофора, и я слышу голос Фрэнка Синатры. Не могу понять, откуда доносится музыка.
— Подожди, — говорит Брэд. — Ты обязательно должна это увидеть, — он паркует машину за углом и берет меня за руку. Мы идем, и музыка становится все громче.
Посередине улицы стоит мужчина лет шестидесяти, в мягкой фетровой шляпе, черном пиджаке и галстуке-бабочке. В руках у него микрофон. Он еле покачивается в такт мелодии и проникновенно напевает под караоке. Его голос так похож на Фрэнка Синатру — невозможно поверить, что песню исполняет кто-то другой. Прохожие останавливаются не несколько мгновений и продолжают свой путь улыбаясь. Ведерко, стоящее на земле, постепенно наполняется долларовыми банкнотами.
— Здорово, правда? — спрашивает Брэд и обнимает меня. Мы стоим рядом со скамейкой — такие скамьи тянутся в ряд по обе стороны улицы. Я киваю, соглашаясь с ним, и поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него. И тут замечаю бездомную старуху, сидящую на скамейке. У нее длинные спутанные седые волосы, потрепанный рваный плащ. На земле перед ней стоит дюжина целлофановых пакетов. Ее глаза закрыты, и она мечтательно подпевает артисту. Вдруг открывает глаза и видит меня.
Встает, берет сумки и, проходя мимо меня, касается моей руки и произносит:
— Слышали бы вы, как он поет «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Это незабываемо, — и при этих словах исчезает из виду.
— Как странно, — говорю я и смотрю на Брэда.
— Ничего особенного, — отвечает он. — Этот парень — местная достопримечательность. Он приходит сюда каждую неделю.
— Но эта женщина…
— Да. Санта-Моника — мекка бездомных. Выступление этого парня, должно быть, самое приятное, что случилось с ней за неделю.
— Но как она сюда попала?
— Откуда мне знать, — он пожимает плечами. — Как мы все сюда попали?
Мы подходим поближе и бросаем в ведерко несколько банкнот. Потом возвращаемся к машине.
Проезжаем широкие улицы, по обе стороны которых стоят большие дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110