для поэта — автор и читатели (те, кто вообще не читает — просто недоделанная разновидность читателей); для путешественника — исследователи и туземцы и так далее. Конечно, закон не позволял рассматривать всех как преступников, надо было выбирать, и он склонялся к тому, что виновен скорее Петтисон. Но задушили-то как раз Петтисона, а его упражнения на Библии вроде бы явно изобличают Персиммонса.
Колхаун еще раз мысленно прошелся по всей цепочке расследования. Сначала он не мог найти хоть кого-нибудь, причастного к убийству, злился на Стивена, Персиммонса, на Лайонела Рекстоу, а тем паче — на сэра Джайлса. Потом он открыл, что Грегори связан со Стивеном и Джайлсом, и съездил в Фардль. После стычки с Леддингом стало легче — но не яснее. Наконец, инспектор добрался в своих воспоминаниях до утренней встречи с человеком в сером. Тот узнал его.
Конечно, его многие знают… но ведь и он, похоже, где-то видел этого типа. Почему-то, вслед за Леддингом и миссис Лексперроу, он счел его иностранцем.
Колхаун, естественно, не мог знать, что в герцоге этот человек вызвал воспоминания о чистой, высокой дружбе оксфордских дней; для Кеннета он олицетворял саму Церковь и ее строй; сэр Джайлс испытывал любопытство и страх, но отвлеченный, ибо никаких особенных воспоминаний эта встреча в нем не пробудила. Грегори и архидиакон восприняли ее весьма эмоционально, как символ еще одной реальности; Барбара сразу узнала мир и безопасность, которые спасли ее в доме погибели. Если бы смерть Кеннета не повлияла на память Грегори, он вспомнил бы сейчас слова Димитрия о некоей силе, действовавшей на стороне его врагов.
Но ничего этого не знал инспектор Колхаун. Между тем незнакомец не давал ему покоя, он все больше думал об этой странной фигуре. Кого-кого, а иностранцев он повидал немало, и вскоре инспектор убедил себя, что человек в сером попадался ему незадолго до приезда испанской инфанты.
Тогда в Лондон понаехало много испанских полицейских, со многими из них он разговаривал, всех не упомнишь. А тут — случайная встреча. Между прочим, текли дальше мысли инспектора, по чистой случайности они заговорили с Бетсби о страхе, тогда-то и мелькнуло в разговоре имя покойного Петтисона. Смотри-ка, а ведь случай заодно с незнакомцем, это же он задал наводящий вопрос. А не связан ли иностранец с убийством? Но здесь Колхауна ждал тупик. Стоило попробовать поставить предполагаемого испанца рядом с тем или другим подозреваемым, как один из этой пары тускнел и таял.
Нет, это чистый случай. Да, но какой удачный!
На следующее утро инспектор докладывал о ходе расследования помощнику комиссара. Тот внимательно выслушал, но на этом беседы не закончил.
— В понедельник, — сказал он, — полковник Коннерс упоминал Грегори Персиммонса. Там у них занятный случай, чуть не украли чашу, и кто? Герцог Йоркширский и архидиакон из Фар для. Этот Персиммонс уперся, отказался подавать в суд, мы ничего не могли сделать. А во вторник герцогиня пригласила меня к чаю и я говорил с герцогом.
— Он в самом деле украл потир? — не удержался Колхаун.
— Понимаете, — сказал начальник, — он считает, что чаша принадлежит архидиакону. Так и говорит. Рассказал мне целую историю про то, как ее пытались украсть, даже завел речь о колдовстве.
— О чем? — переспросил ошарашенный инспектор.
— О колдовстве, — повторил помощник комиссара. — Ну, знаете, «Тысяча и одна ночь», люди превращаются в собак и все такое прочее. Чушь, конечно, но герцог не стал бы врать, а тут еще Персиммонс… Я посоветовался с профессором Рибблстоун-Ридли, и он мне рассказал массу интересного о потирах из Эфеса, но толку от этого мало. Действительно, из тех краев привезли четыре-пять драгоценнейших потиров, но сейчас все они в частных коллекциях, за океаном, а один — в Киеве.
Я уж подумал, не о нем ли речь, у нас тут немало русских ценностей. Но никак не пойму, зачем герцогу удирать с потиром, и почему Персиммонс отказывается возбуждать дело. Может, он, правда, его украл? Не замешан ли сюда и покойный Петтисон? Какое-нибудь темное дельце… Он мог быть агентом…
— Большевики, сэр? — осторожно предположил Колхаун.
— Да, — поморщился помощник комиссара, — ».мы все на них валим, но вы же знаете, такие дела случаются.
— Конечно, сэр, — поспешил согласиться Колхаун. — Что же тогда получается? Петтисон под дьяволом подразумевал большевиков?
— От религии человеческому здравомыслию вред один, — покачал головой его начальник. — Ваш священник говорил, что Петтисон считал себя спасенным. В таком случае — он псих. От него всего можно ожидать.
— Может быть, это один из американских потиров? — предположил инспектор.
— Может, но нам бы тут же сообщили из Нью-Йорка.
Это может быть даже Святой Грааль. Рибблстоун-Ридли сказал, что, по некоторым преданиям, он — из Эфеса.
— Грааль? — Инспектор попытался вспомнить, где он слышал это слово. — Это что-то такое, католическое?
— Считается, что это чаша, которой пользовался Иисус на Тайной Вечере, — тоже не слишком уверенно объяснил помощник комиссара. — Так что в каком-то смысле вы правы. Но это слишком давно было, значит — нечего о ней и думать. Да, Колхаун, похоже, наш потир — из Киева. Хорошо бы, конечно, потрясти герцога, — он посмотрел на инспектора. — Расспросили бы вы его, а?
— Лучше бы вы, сэр, — сказал инспектор. — Тут не за что ухватиться… Даже не знаешь, как спросить.
Помощник комиссара покосился на телефон.
— Да-а, — протянул он. — Не так-то много мы знаем, верно? Потир, Библия и сменный священник. Какое-то церковное дело! И еще архидиакон в придачу. Хотя не исключено, что Персиммонс уже добрался до него и тоже придушил, — оптимистично добавил он, снимая трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74