Бидл смотрел на дивное творение, которое Демьюрел держал в руках. Размером фигурка была не больше совы-сипухи, с золотыми крыльями, сложенными за спиной, и головкой прелестного ребенка с глазами – прекраснейшими жемчужинами.
– Отойди в сторону, Бидл. Сейчас мы приступаем к делу, – сказал Демьюрел.
Он шагнул к позолоченному столбику, положил левую руку на гагатовый кулак. Затем поднял Керувима правой рукой, повернув его лицом к кораблю, неслышно идущему на всех парусах сквозь ночь. Бидл видел красный и зеленый фонари с левого и правого борта; они то взмывали вверх, то ныряли вниз вместе с бригом, плавно рассекавшим невысокую волну.
Демьюрел громовым голосом прокричал в ночь:
– Волны и ветер, огонь и вода! Гром, молния, град, слушайте мою волю, слушайте мой приказ! Все сюда, с севера и со дна морского! Буря, шторм и сокрушительный ураган, швырните это судно сюда, на берег, доставьте мне Керувима!
Единственный всполох ярчайшего, белейшего света вылетел изо рта Керувима. Он ударил в море, но тут же взметнулся вверх, пока не достиг небосвода; раздался оглушительный треск, словно молния расколола небо и оно рухнуло на землю.
Бидл в страхе отскочил назад, потерял равновесие и полетел со скалы вниз, тяжело упав спиной на прибрежную гальку.
Несколько мгновений он лежал неподвижно.
– Что ты там копаешься, Бидл? Сейчас не время разлеживаться. Вставай, вставай же! – злобно закричал Демьюрел.
Бидл лежал на гальке и тихонько стонал, он сунул руку в карман своей монашеской хламиды, но нащупал лишь разбитую скорлупу и мягкое месиво холодного вареного яйца, которым собирался поужинать.
Стояла абсолютная тишина. Ничего не изменилось. Нигде ни малейшего движения, вокруг царило полное спокойствие. Парусник величаво скользил по тихо колышущемуся морю, держа курс на север.
И тут началось. Сперва тихонько, потом все громче и громче из морских глубин донеслось странно мучительное пение. Поначалу оно звучало чуть слышно, словно шепот, но постепенно усиливалось, становилось резким, пронзительным, не только терзая уши, но и впиваясь в самую душу. Из глубин черного моря поднялся хор селоток. Очнувшиеся от сна по зову священника, грациозно колышущиеся женоподобные видения пели и кружились вокруг брига.
Они взвивались на такелаж, цеплялись за паруса и стропы, все громче распевая свои песни. Их зеленые, как морская вода, длинные волосы струились за ними, растекались по волнам; их невидящие глаза неподвижно смотрели в густевшую ночную тьму.
Бидлу, который оказался позади скалы, были хорошо слышны их голоса; песнопения становились все громче и все страшнее. Бидл был слишком испуган, чтобы выглянуть из своего укрытия, он заткнул уши, лишь бы не слышать этих звуков, сводивших его с ума.
– Что они поют?! Их пение врезается мне в мозг, словно раскаленный нож. Прикажите им замолчать.
Бидл уткнулся лицом в кучу влажных водорослей, надеясь спрятаться в них от ужаса.
– Это песня глубин. Селотки зовут мертвецов поспешить к ним на праздник. И они будут петь до тех пор, пока бриг не разобьется о прибрежные скалы. Им нужно жертвоприношение, милосердие им неведомо. – Голос Демьюрела гремел над водами, преодолевая ветер, его глаза жадно вбирали развернувшееся перед ним действо.
Под пение селоток море становилось все более бурным. Волны вздымались выше и выше, то накатываясь на скалы Бейтауна, то отступая, – город был всего в пяти километрах к северу. Ночное небо все плотней затягивали тяжелые, черные тучи, в бушующее море то и дело врезались молнии.
Шторм нарастал, шестивесельные рыболовные боты, которые стояли на якоре в Бейтаунском заливе, вышвырнуло на подводные рифы, выступавшие на поверхность при каждом откате волны. Городской слип был начисто смыт; главную улицу в верхней части города заливали волны, колотили в двери домов, словно кулаки вербовщиков, вылавливающих мужчин, чтобы сдать их морю.
Вдруг море нанесло страшный удар по крутой скале, утес покачнулся, и тонны грязи и камней обрушились в бесновавшуюся воду. Шторм усиливался, под его напором жилые дома и лавки на Королевской улице рушились и падали в морскую пучину. Как только дома стали крениться и падать, увлекаемые водоворотом, мирно спавшие люди – мужчины, женщины, дети – проснулись. В ночной тьме раздавались крики о помощи, но никакие мольбы не могли быть услышаны в ревущем и грохочущем Немецком море.
Снопы серых и голубых лучей пробились сквозь разбушевавшуюся стихию. Призрачные фигуры, похожие на гигантских белых лошадей, выступили из воды, крушившей на берегу все подряд.
Небо совсем потемнело, полную луну накрыло тяжелой черной тучей, из нее то и дело вырывались зигзаги молний и со страшным грохотом ударяли в море. Одна из них, словно мечом, поразила бриг. Грот-мачта треснула и обрушилась на палубу; испуганные матросы вывалились из своих подвесных коек.
Они ринулись на палубу, и в это время рухнула вторая мачта, разломив палубу надвое и взметнув в воздух целый фейерверк обломков и щепок. Бриг вздымался и проваливался с каждой новой волной; одного из матросов подкинуло вверх, в следующий миг он оказался в ледяной воде и исчез навсегда.
– Точное попадание! – закричал Демьюрел; он хохотал и радостно потирал руки. – Еще один такой удар – и Керувим будет моим! – Он поднял повыше статуэтку и завопил нараспев свое заклинание: – Ветер, град, молния, гром и волны!
Море вздыбилось по его команде, каждый следующий вал был еще и еще выше. Черные буруны, словно кулаки, ударяли в борта, почти затягивая корабль в глубину.
Капитан брига прокричал команде:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94