Он устал, его терзала боль. Плечо горело от выжженного клейма, сердце наполняла тоска по бесконечно далекой родине. Он слышал, как завывает ветер, продираясь сквозь лесные заросли, а волны с ревом набрасываются на прибрежные скалы, рассыпаясь звонкими брызгами в ночи.
Он старался уснуть, освободить свой мозг, вырваться мыслями из этих мест, где он был сейчас узником, не думать о будущем, которое казалось столь неопределенным. Он молил Риатаму забрать его из этих мест, позволить вновь увидеть родной дом. Минул уже почти год с тех пор, как он покинул свою деревушку. Последнюю ночь он провел там под звездами, овеваемый теплым ветерком пустыни, наполнявшим своим дыханием лес и бороздившим легкие облака на глубоком и черном ночном небе. Он заснул тогда, убаюканный голосами женщин, распевавших псалмы, и потрескиванием костра почти в такт их пению.
Рафа позволил себе предаться мыслям о родине, хотя и знал, что воспоминания о любимом крае, которого ему так не хватало, и о тамошних людях, которых он с радостью обнял бы, вызовут у него слезы. Он чувствовал себя совсем одиноким. Ему хотелось коснуться чьей-нибудь дружеской руки, услышать приветствие, произнесенное дружелюбным африканским голосом.
Рафа знал, что здесь он чужой, цвет кожи как бы отделяет его от окружавших его людей. Здешние люди, думал он, бедны и телом и духом. Этой ночью все были очевидцами чуда – глухой мальчик стал слышать, – и все-таки они не уверовали. Казалось, они сами были слепы и глухи к тем знамениям, которые им предстали, а может быть, их околдовало неверие. Они предпочитали верить тупому духу гадальных карт и болтовне старой гадалки, чем уверовать в деяния Риатамы, живого Бога. Они словно были счастливы оставаться в своей нищете.
Рафа откинулся на свернутый валиком плащ, снова закрыл глаза и соскользнул в сон.
В этот миг мужчина, которым овладел дунамез, проснулся. Весь последний час, невообразимо долгий, он делил свой мозг с существом из иного мира. Насильно отодвинутый в дальний уголок собственного «я», он мог лишь наблюдать фантасмагории дунамеза, проскальзывавшие сквозь его сознание и абсолютно ему не подвластные. В его мозгу возникали сцены пыток, которым подвергал свои жертвы дунамез, служитель смерти: он наслаждался их муками, перебирался, перескакивал из одной жизни в другую, чтобы завладеть ею, руководить ее поступками, доводить до безумия, а потом преследовать до окончательной гибели того, в чьи тело и душу он вселился. Такой беспомощной жертвой его оказался на этот раз Сэмюэл Блит, бывший крестьянин, а теперь безнадежный должник Демьюрела, работавший на его сланцевой фабрике в Равенторпе. Беднягу трясло при каждом возникавшем в его захваченном злобной силой мозгу видении, которые дунамез заставлял его смотреть. Это было страшнее, чем детские ночные кошмары: Блиту казалось, что он сопричастен не только мыслям той силы, которая им овладела, но также и гибели всех когда-либо погубленных этой силою жизней.
Блит отчаянно сопротивлялся, стараясь освободить свой мозг от нечистой силы, закрыть глаза, не видеть истязаний. Он хотел позвать на помощь, но не знал, к кому обратить свой зов. И всякий раз, когда он пытался вернуть себе собственный разум и воспротивиться безумию, дунамез начинал нашептывать ему – это призрачное существо знало его имя, знало обуревавшие Блита страхи.
– Слушайся меня, Сэмюэл, – вкрадчиво нашептывал дунамез. – Делай то, что я подскажу тебе, и не противься, и скоро все это кончится! Я могу даже сохранить тебе жизнь.
Блит чувствовал, как этот голос эхом отдается в нем и каждый нерв, каждую мышцу сводит судорогой. Он хотел ответить, но голосовые связки не подчинялись ему.
– О, это пустяки, – все так же вкрадчиво шептало оно. – Я буду говорить за тебя. А ты просто сядь и слушай меня. В конце концов, тебе ведь нечего терять, а выиграть можешь все на свете.
Дунамез вывел его из дремотного состояния и раскрыл его веки. Руководимый неведомым существом, Блит отбросил покрывало, встал и направился к камину. Он согрелся у огня, а потом отодвинул занавеску, чтобы посмотреть на спавшую миссис Ландас.
– Огонь, огонь, – бормотало оно чуть слышно, – я не знал тепла целую вечность. Вам, людям, есть за что испытывать благодарность, у вас есть тело, которое можно согреть, потрогать, оно может трепетать от возбуждения. А моя жизнь так холодна, так одинока. О, насладиться жарким объятием себе подобного существа! – И дунамез рукою Блита погладил щеку миссис Ландас. – О моя прелесть, как же ты хороша…
И вдруг оно перестало нашептывать Блиту искусительные слова – дунамез разглядел на верхних нарах очертания тела спавшего Рафы. А Блитом внезапно овладели совсем другие чувства: желание, вызванное образом миссис Ландас, исчезло; теперь его обуревала ненависть. Он физически чувствовал лютую злобу своего насельника. Тело его затряслось. В мозгу бушевали зловещие замыслы призрака. Еще мгновение, и сквозь него вырвался бы яростный вопль, но в последний миг он был оборван неизвестно чьей властью. Мысли об убийстве метались в его заполоненном мозгу.
Дунамез опять зашептал ему:
– Если ты сделаешь это для меня, я оставлю тебя так же быстро, как и вошел. Возьми нож и убей его. Он не из ваших, он здесь чужой. Он заслуживает смерти – и ты сделаешь это.
Блит не в состоянии был сопротивляться. Он не владел собой. Он чувствовал себя беспомощным, просто зрителем, перед которым развертывается великая трагедия. Между тем он подошел к нарам, взял стул от стола, встал на него и вынул из кармана нож. Потом окинул взглядом комнату. Все до единого забылись глубоким сном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94